И вот тут — рухнуло. Саксы пробили дорогу сквозь тонкую линию, которую некому пополнить. Разлив — не остановить. Но — хотя бы смягчить удар? Саксы рванулись вперёд толпой. Двумя толпами. Маленькое войско Глентуи, впитав в свои порядки остатки ирландцев, стоит, как утёс на стремнине, и медленно, шаг за шагом подаётся назад. И саксам приходится тормозить, разворачиваться к нему, чтобы не получить копьём или билом в спину. Остальным пришлось познакомиться с «пилой». Что и позволило спастись многим беглецам из первых рядов. Наконец, саксы сомкнулись вокруг клубка из копий, разорвали редкую цепь. Поздно! Сверху, с выстроенных в линию повозок, поверх голов защёлкали тетивы валлийских луков — и на этот раз прицельно, да почти в упор!
Вот тут и пришло время испытать самые быстрые способы стрельбы. Пока саксы не сбили строя, не превратились снова в «стену». Кейр зажал стрелы для первых выстрелов в зубах. Такой вот специальный приём, для командира неудобный — рот занят. Потом пришлось лезть в колчан — но многие выхватывали стрелы из колчана пучками, левой рукой, которой держали лук. Так выходило ещё быстрее — но требовалась изрядная ловкость, чтобы не оцарапаться наконечниками.
Вихрь из острого железа, дерева и перьев продолжался недолго — но достаточно, чтоб вымести передних. Те, кто перешагнул завал из тел — встретил не спины — а новый частокол. Иные ударили — с разбега, с безудержной тевтонской ярости — да так и остались на остриях.
Пока валлийки таскали колчаны — саксам пришлось равнять ряды, сбивать строй — уж какой получится. Диведцы — кто сумел отойти в порядке — выровняться, а те, кто принял на себя удар человеческой волны — стряхнуть вражеские тела, остановленные поперечинами копий. Обеим стронам, после всех потерь, приходилось начинать то, что не доделали — заново. Понемногу. Методично — но тем более верно.
Быстрый взгляд скользит по шеренгам — камбрийцев, саксов, не успевая заметить деталей — если придержать на секунду, нетрудно различить перекошенные лица бойцов. Но промедлить — упустить изменение ситуации. Которая для камнемёта — ах, и хороша. Враги стоят боком к линии огня. Пять рядов — узковато, но достаточно, чтоб точно попасть по ширине. Конечно, будь ядра разного веса и формы — это оказалось бы невозможно. Так что — не зря мучились каменотёсы, не зря ушастая сида каждую пару камушков друг с другом сличила. Зато все теперь летят одинаково. И ветер, хотя и есть — но ровный, не порывистый, да ещё и попутный — по своим не попадёшь. Прицел менять приходится лишь в зависимости от того, где именно среди саксонского строя стоит упасть подарку. А безразличный взгляд скользит дальше, и кажется, будто это не люди, а специальные влажные кегли, при попадании шара разлетающиеся красными брызгами. Напротив — свои фигуры. Почти шахматы, и даже то, что над белёными щитами реют красные знамёна, а над червлёными — белые, для шахмат характерно. Часто фигурки короля и ферзя исполняют с включением цвета противной стороны. Неужели ничего не переменится? Вот оно!
Отступление к обозу оказалось последней каплей. Король Хвикке возомнил, что полевой армии Диведа более не существует, и поторопился лишить беглецов последнего укрытия, взяв город. Осаждать тысячу-полторы уцелевших, пришедших в себя и настроенных подороже продать жизни, имея в дневном переходе к северу ещё одну камбрийскую армию, не хотелось. Да и устал он за недолгий поход от решений мудрых, но не мужественных. А главное — устала гвардия. Пришлось прислушаться к ропоту людей, уверенных, что потеряли право на добычу из лагеря вражеской армии. И вовсе не настроенных терять и добычу из города. Не брось Хвикке гвардию в бой, она и сама могла пойти драться!
Король же всё сделал красиво. Выскакал вместе с ближними советниками перед рядами, тяжело уронил скупые слова, отвека неизменные, про славу и добычу, ждущую за стенами. Наверное, и этого хватило бы — на первое время, пока воины не увидят, что с города нечего взять — у бриттов оставалось достаточно времени, чтобы ценности вывезти или зарыть. А потому король встал в общий строй, рядом со знаменем — ради того, чтобы вовремя пообещать награду от себя, и вместо недовольства укрепить верность. И тот моральный подъём, который Гулидиен растратил на начало битвы, получил сейчас — под занавес. За ним спешились остальные штабные. Но в строй встали не все — чуточку странно. Ведь неожиданностей не опасались: диведцы через тлеющий лес да болото не сунутся. А передовые разъезды северной армии, даже если появятся, удержит конница. Эти в нынешний бой не рвутся — их и так осталось меньше трети, а в награду за спокойствие король обещал долю в добыче. Но от случайностей — прикроют. На достаточный срок, чтобы расправиться с защитниками города. И — развернуться.
Если король и заметил на половине дороги, что атака главных сил завязла в повозках, что-то менять было поздно. Он стоял в голове колонны, и та толкала его, вместе с остальными воинами, вперёд — к славе и добыче!
Как только колонна набрала ход, Немайн решила — пора. Оглянулась к трубачам — и обнаружила одного, убитого. Извлечь звук из фанфары она не умела, а уж сигнал… Тут вспомнился экзамен во сне и «Аргунь». Сыграть сигнал сида не могла. А вот проспеть — вполне! Одна беда — тоска по пению не смогла остановиться. Слышала только себя. Как легко, радостно летел голос, не стеснённый узкой пещерой! Некоторые голоса ярко звучат в небольшом зале с хорошей акустикой — но теряют силу и красоту в большом пространстве. Случается и наоборот, и голос Немайн оказался именно из таких! Она пела — выполнив главную работу тяжёлого дня, и совершая новую, от которой так яростно откручивалась на военном совете. Сама привела тысячу доводов против! Главным из которым стал тот, что сакс должен бояться любого камбрийца, не только её. Теперь — всё забылось, остался новорожденный звук, наполнивший всё существо без остатка, воздух, ласковым потоком протекающий через связки — без напряжения, без усилия, сам… И можно оглянуться назад, на бывшее болото, где кавалерия, поддержанная колесницами, начинает разгон!
В лёгкие ворвался новый воздух — чтоб устремиться наружу вместе со словами. Уж больно сигнал оказался похож на начало одной из сцен, которые Немайн готовила к вступительному экзамену в консерваторию из снов.
Уже первые звуки — знакомый сигнал, исполняемый не трубой, а голосом — насторожили принца Риса. Приказал выступать приказ к выступлению — но как-то с оглядкой. А над головой летел заполошный бессловесный призыв: в сёдла, в галоп! Когда за сигналом последовала песня на неведомом языке — понял: дело плохо. В ход пошла последняя ставка. На военном совете так уговорились: саксов бить обычным оружием, но, если станет невмоготу — сида с башни увидит и запоёт. Тогда уже всё равно, даже если удар придётся и по своим…
— Немайн поёт! — крикнул, обернувшись, — Победа или смерть!
А чуть впереди Эйра, наслушавшаяся рассказов о стычке с ирландскими разбойниками, добавила свой клич — и богини:
— Камбрия навсегда!
Тряхнула головой, чтобы ленточки на ушах заволновались. Знала, что ей такое «украшение» не нужно. Но — не удержалась. С утра помнила — будет от Немайн головомойка. За несерьёзность. Заранее смирилась. А теперь и забыла.
Ария закончилась, и вслед ей понеслась песня, наполовину придуманная, наполовину переведённая — специально для Эйры, желавшей услышать хоть что-нибудь понятное. Голос Немайн покрывал все поле боя — и в каждой камбрийской душе отзывался родными словами.
Кейр оглянулся на потрёпанную линию стрелков. Бьют поверх голов копейщиков — но и сами больше не прикрыты. Впрочем, лучники саксов попали в плотный строй и вообще не могут стрелять. Так что опасен разве редкий метательный топор или дротик, брошенный кем-нибудь из бойцов первого ряда. Гораздо страшней прорывы — в нескольких местах саксы всё-таки прорубились повозкам, и то и дело порывались залезть наверх. Раза три им это ненадолго удавалось. В одной из таких схваток Кейр лишился лука, и теперь только страховал товарищей, да время от времени напоминал лучницам, что пора пополнить запас стрел. Долго так продолжаться не могло — обе стороны колебались под градом ударов. Вперёд гнали долг и ярость, назад — страх и отчаяние. Пока не появились слова — и отчаяние вдруг оказалось на стороне, ведущей к победе.