Пирр между тем пытался сформулировать свои сложности так, чтоб сохранить лицо. Дело было не в существе миссии - она-то как раз была совсем несложной. Экзарх Африки патрикий Григорий попросил установить совершенно точно - кто именно объявилась в Британии - настоящая дочь Ираклия или самозванка. А если самозванка - то насколько она похожа на настоящую базилиссу.
Патриарх подозревал - эта просьба-приказ была завуалированным наказанием. Маленькой местью человеку, сделавшему ноги из мятущейся столицы до того, как определился исход большой игры на жизни и пурпур. Теперь Пирр оставался союзником экзарха, но ненадежным и не особо ценным. А потому не роптал, зато старательно хромал на обе ноги и кряхтел почаще. Пусть соглядатаи доложат Григорию о смирении, терпении, и страдании. Но хотя дело и казалось заранее понятным и вовсе пустяковым, придать ему благообразный вид труда не составило. В обязанности константинопольского патриарха входил надзор за образованием детей императора. Так что теперь епископ Пемброукский лицезрел старого наставника, исполненного нетерпеливой надежды увидеть спасшуюся из заточения ученицу. И несколько смущённого тем, что его самого провидение избавило от горькой участи.
Смущение было неподдельным. Епископ это почувствовал, и испытал непроизвольный приступ уважения по отношению к Пирру. А вот сам патриарх в очередной раз клял про себя былую недальновидность.
Девочками императорской семьи он не особенно занимался. Не стал им близок, хотя, казалось бы, и должен был. Ибо все они были будущими монахинями. Но именно поэтому Пирра больше волновало будущее расположение мальчиков, которым предстояло править - страной, областью, армией. Вот к ним он в душу лез. А девочки... Помимо монастыря, перспектива у них была одна - выйти замуж за варварского царька, отведя тем самым угрозу от границ империи. Их обучением Пирр занимался не как духовник, и не как философ, а как чиновник: проверял учителей, читал доклады да справки. А вживе видал - по торжественным дням. Отчёт же для экзарха нужен убедительный. Иначе патриарх Пирр так и останется декоративной фигурой. Фишкой, показывающей, что патриарший престол в Константинополе ещё занят.
И что он мог теперь вспомнить о базилиссах? Очень невысокие, очень закутанные. У Августины и правда серые глаза. Большие. И - Бог и вправду не обошел брак Ираклия и Мартины знаками неудовольствия. Этой их дочери ещё повезло. Рыжая и лопоухая? Всё лучше, чем горбатая или глухонемая! А ещё - изо всех девочек он более всего избегал общества этой, проведшей младенчество в походах, и время от времени проявляющей замашки, далёкие от дворцовых.
Вот что было источником неловкости. Он не признался в том, что не лучший свидетель. И теперь его мнение оказывалось решающим. Сам экзарх проверить Пирра тоже мог разве бюрократически. Потому как знаком с базилиссой Августиной был ещё в меньшей степени, чем Пирр. И до переворота не был в столице почти три года. А значит, помнил двенадцатилетнюю девочку. Пусть и весьма своеобразную. А проверки по документам Пирр мог не опасаться. Что успеют раздобыть в столице люди Григория? Да всё то, что он сам писал для отчёта отцу девочек... Со слов учителей, разумеется.
Впрочем, в самозванстве новообъявившейся, а то и воскресшей, базилиссы, Пирр не сомневался. Откуда здесь взяться настоящей? Единственным аргументом против был зеркальный: какой нормальный самозванец начнет карьеру из такой глуши? Но и на этот вопрос ответ у патриарха был. Выставлять собственное уродство напоказ - вернейший способ лишиться всякой поддержки в империи. Традиция: урод не может быть императором. А вот варварам на это наплевать.
Рука патриарха, желая обрести опору в подлокотнике кресла, нащупала что-то мягкое. Какая-то тряпка... Белая ткань. Черный прямой крест. Уж это-то и его глаза различить способны.
- Что это?
- Накидка Августины, - пожал плечами Дионисий, - Когда увозили - забыли. Странно - она сама её вышила. Сначала носила чисто белую, и подлиннее. А вот прямо перед болезнью, после похода против разбойников - села и за полдня управилась. Словно урок отбывала. Точно так поклоны при покаянии кладёт. Без чувства, но серьёзно.
Самозванка? Пирр про себя поморщился. Явиться на торжественный выход отца в чёрно-белом - совершенно во вкусе настоящей. Августина упорно отказывалась носить роскошные императорские одеяния. И добилась своего. Но кресты - это шаг вперёд. В прошлом единственным украшением на длинном белом плаще - лацерне оставалась квадратная вставка чёрного цвета. И эта накидка была короче - пелерина придворной дамы, не военный плащ.
- Кстати, у неё теперь есть сын. Приёмный.
- Насколько он могущественен?
Если это вождь или король - значит, использован самый изощрённый способ напакостить императору Константу. Если не цепляться за власть - то можно всех сильных людей в мире сделать претендентами на корону.
- Настолько, что в силах молоко сосать, - улыбнулся Дионисий, - Ещё, говорят, сидеть умеет. Прежнего рода, считай, нет. Взяла от пленной.
- Умнее, чем я... надеялся. Теперь у любого убийцы две цели. И правильно, что не усыновила взрослого. Младенец её не свергнет. Даже когда вырастет - если воспитает сама, и воспитает правильно....
И в мыслях докончил: в любом случае, у императорского престола есть ещё один законный наследник, ещё одно беспокойство для Константа...
- Целей много больше, - заметил Дионисий, - Она удочерена кланом. Этих не перебьёшь, их тысячи. Очень похоже на ипподромную партию - но все друг другу родичи.
Повисла пауза во время которой каждый думал о сказанном и не сказанном. Дионисий заговорил опять.
- Я долго размышлял над степенью законности акта удочерения, и пришёл к выводу, оно абсолютно легально. Девочка осталась круглой сиротой четыре года назад. А исковый срок по делам об установлении родства - два года для проживающих в том же диоцезе, и три - для живущих вдалеке. Значит, преимущественных прав на опеку прежняя родня лишилась. А девочка, достигшая пятнадцати лет, получает право сама выбирать себе опекуна.