Сида захлопнула справочник. Открыла Библию. Итак, сегодня ещё три страницы переведены. Скоро закончится Новый Завет, и что тогда? Рассказывать камбрийцам про сотворение мира, райский сад и потоп? Не хотелось. А что делать - не придумывалось. Править текст? "Вначале был Большой Взрыв..." Не годится. Да и не доказано, что в начале был именно Взрыв. Вполне возможно, что кое-что было и до! А люди привыкнут верить Книге. Нет, никаких научных фактов и абсолютных датировок. Но что, что делать-то?
Беспокойные мысли становились всё менее и менее внятными, и сида сама не заметила, как соскользнула в дремоту, а потом белое поле простыни развернулось в белое поле схваченного морозной коркой снега, сквозь который местами пробивались чёрные прутики мёртвых растений. Наст глухо шелестел под ногами. Нет, лапами! Широкими лапами с перепонками и когтями. Немайн галопировала - легко, быстро, беззаботно. Лапа к лапе, след в след. Пушистый хвост - параллельно земле, морда вперёд. Зима - голодное время - для всех, но не для неё. Не для умницы-добытчицы. Первая в этом году одиночная охота - настоящая, дальняя-дальняя. Первый раз семью кормить будет она: мама сидит с малышами-несмышлятами, и с подростками-глупышнёй, с такими кандалами много не наохотит. Явно не хватит на прокорм. Отец задрался с медведем: разьясняет, кто именно хозяин тайги. Как будто и не потерял в прошлом году левую переднюю лапу. Всё равно медведей гонял, гоняет, и гонять будет. От охотных мест, от рыбных. И прав, что начинает заранее. Чтоб в уловистую пору отвлекать не смели. Зима - самое время для войны. На этот раз отец решил покончить с медвежьим присутствием раз и навсегда. План простой - не дать мишке выспаться. А то прошлое лето главным себя чувствовал именно медведь. А потому на сей раз отец воюет не один. Вместе с ним братья и сестра Немайн, да племянники и племянницы, да внучатые, кто постарше... Развоевались. Молодых всех прабабушке подкинули. А жрать они что будут? Не подумали. Зато Немайн плохая, Немайн трусливая. Немайн на войну не идёт. А кто еду их же детям принесёт? Сами-то подростки наохотят... Смешно: родные отцы и матери, бабки и деды об отпрысках своих словно забыли. А заботиться о них придется ни разу не рожавшей Немайн. Как-то вот не попалось достойного ухажёра. Какого с отцом ни сравнишь - всё выйдет мелкий, да слабый, да с гнильцой за душой. Кавалеры поначалу на гон рассчитывали - мол, весной куда денется, спинку подставит. Не тут-то было. Позволить на себя взгромоздиться абы кому, потому что больше некому? А оскаленную пасть на тридцать восемь зубов не хотите? Да еще со всей злобой, в которую перегналось любовное томление. Потом Немайн стала просто уходить по весне на дальнюю охоту. И опыта в ней набралась преизрядного.
Мать с отцом радовались её охотничьим успехам - и не мешали. Жизнь впереди долгая, найдёт себе пару по вкусу. Немайн ещё в гнезде решила - работать по крупному мясу. Недельку молодые перебьются - на бабушкиных нычках и том, что сами поймают. А так - будет им еда, пока Немайн ещё добудет. Кроме того, отдавая всю добычу подросткам и маленьким, можно и самой лапы протянуть. А не протянешь - совесть заест в голодные глаза смотреть. Они ж не виноваты, что не умеют пока.
А если цель, скажем, лось - то любая мелочь - её, Немайн, законная закуска. Так и надёжнее выйдет, и свое брюхо не останется пустым. Проблема: взять лося. По хорошему, лося нужно валить группой - и то занятие опасное. Отец именно во время такой охоты лапу и потерял. А в одиночку... Но - кто самый умный в семье? Немайн. Разве не стоит доказать? Но сначала лося нужно вытропить.
Вытропила... А дальше что? А ничего. Лось был слишком большим и сильным, и слишком уж сторожким. Он уже за три прыжка готовился к обороне, и непрервно и чутко следил за хищницей. Или не совсем хищницей? За весь день росомаха так ни разу и не бросилась, не попыталась заохотить. И держалась на почтительном расстоянии, при этом не пыталась скрываться или красться. Правда, временами подходила чуть ближе, но сразу возвращалась назад, словно боялась слишком близко подойти к такой громадине.
Лося такое соседство беспокоило - но поделать он ничего не мог.
А ещё был запах. Постоянный и всё усиливающийся. Росомахой пахло от деревьев, об которые Немайн тёрлась. На тропах - наследила. А кое-где и нагадила. И постоянно появлялась - не слишком близко, но уж и не слишком далеко. Появления её сопровождались шумом и треском, ей не было никокого дела до того, что она, видите ли, может кого-то спугнуть! Кто-то может спугиваться - и хоть убегать, хоть готовиться к бою, а росомаза будет лущить орехи - вот их сколько в беличьей ухоронке! И малым не унесёшь, и питательно. Зеленью зимой и не пахнет, а не мясом единым жива росомаха. Немайн припомнила, какой праздник был по осени, когда она нашла полянку с голубикой... И родичам не показала, а повадься в угодье хоть и медведь - сама бы порвала в клочочки! Уж такая это вкусная штука. И для шерсти полезная, да.
На пятый день соседства с лосем Немайн уже паслась с ним рядышком. Зимой много чего не отроешь, да и некогда, но росомахи небрезгливы. Падаль - ела. Мечтала - вот бы найти такую тушу, чтоб не стыдно было малым затащить. Охотиться, даже на мышей - избегала. Вдруг лось вспомнит, кто это там шныряет под копытами... До того, как один короткий прыжок не вознесёт притворщицу ему на загривок. А дальше - быстро. Когти, зубы. Язык, лакающий вытекающее, которое домой не дотащить.
Насытившись и поразмыслив, добычу Немайн поволокла не в гнездо, а воюющим родичам. Тем ведь некогда охотиться - нужно мишку гнать. А тащить - оказался труд. Долгий. Треть туши по пути умяла, пять дней маялась - а вместо спасибо зубы кажут, рычат утробно. Злятся. Особо племянницы растявкались. Воображают, дуры, что тушу у Немайн отняли. Один отец потрепал за ухо ласково. Но тем и ограничился. Рядом держались братья. Опекали, чтобы в драку сам не бросился. От него нынче не зубы и когти, а мудрость требуется. Сами братики мясо жрали, а косились зло. Припоминали, что в поход не пошла. Не понимали, что расплатиться за победу детёнышами - для семьи смерть. А пока охрана давилась чужой добычей, отец зашёл дуракам за спины, встал столбиком, и показал невесть откуда взявшийся в единственной верхней лапе плакат. С одним единственным словом: "Умница". И только потом подошёл к туше и урвал долю героя - заднюю ногу.