— Да, сэр, конечно, — сказал Уил, который, хотя и отличался гораздо более острым умом, чем Джесси, все-таки не догадывался, куда метит Кенелм, между тем как Джесси, крепко стиснув руки, побледнев и с испугом бросив торопливый взгляд на Уила, невольно воскликнула:
— Ах, мистер Чиллингли, надеюсь, вы не подразумеваете мистера Боулза?
— Кого же другого мог бы я подразумевать?
Уил в волнении вскочил со стула, все черты его лица исказились.
— Сэр, сэр, это тяжелый удар, очень тяжелый!
Джесси бросилась к Уилу, обвила руками его шею и зарыдала.
Кенелм спокойно обернулся к прервавшей работу старой миссис Сомерс, которая вязала после ужина носочки для малютки.
— Милая миссис Сомерс, какая польза быть бабушкой и вязать носочки для внуков, если вы не можете объяснить вашим глупым детям, что они слишком счастливы друг с другом, чтобы питать вражду к человеку, который хотел разлучить их, а теперь раскаивается.
К восторгу, я не смею сказать — к удивлению Кенелма, старая миссис Сомерс поднялась с места с благородством мысли и чувства, какого трудно было ожидать от простой крестьянки, подошла к молодым супругам, одной рукой приподняла личико Джесси, а другую положила на голову Уила и сказала:
— Если вы не желаете повидаться с мистером Боулзом и сказать ему: "Господь да благословит вас!" — вы не заслуживаете благословения господа.
Затем она вернулась на свое место и опять принялась за вязанье.
— Слава богу, Джесси, мы уплатили большую часть долга, с волнением произнес Уил, — и я думаю, что, потуже подтянув пояса и продав кое-что, мы могли бы погасить и остальную. Вот тогда, — он обернулся к Кенелму, — тогда, сэр, мы, — тут он запнулся, — поблагодарим мистера Боулза.
— Это меня совсем не удовлетворяет, Уил, — ответил Кенелм, — и, так как я помог вам соединиться, я считаю себя вправе сказать, что никогда не сделал бы этого, если б знал, что вы так мало доверяете вашей жене. Воспоминание о мистере Боулзе совсем не должно огорчать вас! Вы полагали, что это мне обязаны деньгами, которые честно выплачивали. И вы не считали это унижением. Ну, я дам вам эту безделицу — остаток долга мистеру Боулзу, — чтобы вы могли поблагодарить его. Но, между нами, Уил, я думаю, что вы поступили бы лучше и мужественнее, если б отказались занять у меня эту маленькую сумму, если б вы почувствовали, что можете сказать мистеру Боулзу «спасибо» без глупой мысли, будто, заплатив ему все деньги, вы ничем не обязаны ему за его доброту.
Уил нерешительно смотрел в сторону. И Кенелм продолжал:
— Я сегодня получил письмо от мистера Боулза. Он разбогател и думает временно уехать за границу. Но до отъезда ему хотелось бы пожать руку Уилу и услышать от Джесси, что ему простили всю его прежнюю грубость. Он понятия не имел, что я проболтаюсь о займе; он хотел навсегда сохранить это в тайне. Но между друзьями не должно быть тайн. Что вы скажете, Уил? Будет здесь принят мистер Боулз как друг или нет?
— Ласково принят, — сказала старая миссис Сомерс, поднимая глаза от вязанья.
— Сэр, — с глубоким чувством сказал Уил, — послушайте! Вы, наверно, никогда не влюблялись, иначе не были бы так суровы со мной. Мистер Боулз был влюблен в мою жену. Мистер Боулз — красавец, а я калека.
— О, Уил, Уил! — закричала Джесси.
— Но я верю моей жене всем сердцем. И теперь, когда первая боль прошла, мистер Боулз будет, как говорит матушка, принят ласково и радушно.
— Дайте мне пожать вашу руку. Теперь вы говорите как мужчина, Уил. Я надеюсь скоро привести Боулза к ужину.
В этот вечер Кенелм написал Боулзу:
"Дорогой Том, приезжайте погостить несколько дней у меня в Кромвель-лодже, в Молсвиче. Мистер и миссис Сомерс очень хотят увидеть Вас. Не мог же я вечно оставаться в сомнительном положении, потакая Вашей прихоти. Они воображали, будто лавку купил им я, и мне пришлось восстановить истину, сказав, кто это сделал. Поговорим подробнее обо всем этом и о Ваших путешествиях, когда Вы приедете. Ваш верный друг К. Ч."
ГЛАВА XVI
Миссис Камерон сидела одна в своей красивой гостиной. На коленях у нее лежала открытая книга, которую она, однако, не читала. Она смотрела не на страницы, а устремила взгляд в пустое пространство.
Чуткий и опытный наблюдатель понял бы, что выражает ее лицо.
Обычному же человеку оно показалось бы просто рассеянным. Это было выражение спокойной женщины, которая, может быть, только что думала о каких-нибудь скучных домашних делах, утомилась и теперь вообще не думала ни о чем.