— Не хуже всякого, кто возьмет у вас за это шиллинг.
— Погадайте мне.
— Извините, я никогда не гадаю дамам: женский пол легковерен, и молодая девица может поверить моему предсказанию. А стоит нам проникнуться мыслью, что судьба наша будет такой-то или какой-то иной, чтобы мы действительно начали приспособлять свою жизнь к этим предсказаниям. Если бы леди Макбет не поверила колдуньям, она никогда не убедила бы своего мужа убить Дункана.
— Но разве вы не можете предсказать мне судьбу более радостную, чем та, что так грозно предрекается в вашем трагическом примере?
— Будущее никогда не бывает радостным для тех, чей взор устремлен на темную сторону жизни. Грей[103] слишком хороший поэт, чтобы его читали в наше время, иначе я привел бы несколько строк из его "Оды к Итонскому колледжу":
Гляди, как, затаясь, ждут срока Вершители людского рока, Клевреты черные беды.Но хорошо и тогда, когда можешь наслаждаться настоящим. Мы молоды, слушаем музыку, на звездном летнем небе ни облачка, совесть наша чиста, сердца не удручены, зачем же заглядывать вперед в поисках счастья? Будем ли мы когда-нибудь счастливее, чем в настоящую минуту?
Тут подошел мистер Трэверс.
— Мы сейчас пойдем ужинать, — сказал он, — и, прежде чем потерять вас из виду, мистер Чиллингли, я хотел бы напомнить вам, что за услугу надо платить услугой. Я уступил вам, теперь вы должны уступить мне. Погостите несколько дней у нас и поглядите сами, как осуществляются ваши добрые намерения.
Кенелм задумался. В самом деле, раз уж его узнали, почему бы ему и не провести несколько дней среди равных себе? Правдивость и притворство можно изучать на сквайрах точно так же, как и на фермерах. Кроме того, Трэверс понравился ему. Этот бывший Уайлдэйр[104] стройной фигурой и утонченными чертами лица заметно отличался от большинства провинциальных сквайров.
— Принимаю ваше приглашение, — просто сказал Кенелм. — Удобно ли вам будет, если я появлюсь в середине будущей недели?
— Чем скорее, тем лучше. Почему бы не завтра?
— Завтрашний день у меня уже занят. Я предприму небольшое путешествие с мистером Боулзом, которое отнимет дня два-три, а тем временем напишу домой, чтобы мне прислали другое платье; в этом я сам — подделка.
— Милости просим, когда вам будет угодно.
— Решено! — вставила мисс Трэверс.
— Решено. А вот уже и звонят к ужину!
— Ужин, — сказал Кенелм, подавая руку мисс Трэверс, — ужин — слово поистине поэтическое. Оно приводит на память пиры древних — век Августа, Горация и Мецената[105]; единственный, но слишком мимолетный период изящества новейшего времени — век парижских дворян и парижских остроумцев, когда во Франции были дворяне и остроумцы; Мольера и пылкого герцога, который послужил, говорят, образцом для мольеровского Мизантропа[106], госпожу Севинье[107] и Расина[108], которого эта неподражаемая сочинительница писем не признавала поэтом; Свифта и Болингброка[109], Джонсона, Голдсмита[110] и Гаррика[111]. Об эпохах судят по трапезам. Я чту того, кто воскрешает золотой век ужинов.
Он говорил, и лицо его прояснялось.
ГЛАВА VI
"Кенелм Чиллингли, эсквайр,
Сэру Питеру Чиллингли, баронету и пр. и пр.
Дорогой отец! Я жив и не женат. Провидение охраняло меня, но я подвергался жестокой опасности. До сих пор в моих странствиях я не приобрел большого знания света. Я получил за труд поденщика два шиллинга и, собственно говоря, заработал еще по крайней мере шесть, но великодушно откажусь от этой добавочной платы — надо же оплатить помещение и стол. С другой стороны, я истратил сорок пять из пятидесяти фунтов, назначенных мною на приобретение опыта. Надеюсь, ты не останешься в убытке, если поместишь свои деньги вот в какое дело. Пошли Уильяму Сомерсу, корзинщику, в Грейвли заказ на разные корзины для вина и дичи, какие вам требуются, и я ручаюсь, что ты выгадаешь двадцать процентов на стоимости этих предметов, откинув все расходы по пересылке, и вдобавок сделаешь доброе дело. Тебе, имеющему большой навык, лучше меня известно, чего стоит доброе дело.
Ты, наверно, с большим удовольствием узнаешь о том обстоятельстве, которое меня совсем не так уж радует, что я снова попал в общество людей нашего круга и принял приглашение провести несколько дней в Нисдейл-парке у мистера Трэверса, нареченного при крещении Леопольдом, который называет тебя своим старым другом — выражение, по моему мнению, принадлежащее к тому разряду поэтических преувеличений, в который включаются «милочки» и «голубчики» супружеского обихода. Не имея в моем походном гардеробе костюма, приличного для такого посещения, я попрошу тебя приказать Дженксу прислать мне полный чемодан с платьем из числа того, которое я обычно носил как Кенелм Чиллингли, и адресовать его в Нисдейл-парк, блиа Биверстона. Пусть он будет доставлен туда к среде.