— Прего![10]—сказал он и сам удивился смелости, с какой произнес это единственное итальянское слово, неизвестно откуда всплывшее в памяти.
Смуглая блондинка тоже удивилась. Она подняла голову и подошла наконец к нему:
— Che comenda?[11]
Варью рассмеялся и разразился «итальянской» речью:
— Чинквеченто арестанти ресторанто унмо-менто...
Лицо блондинки исказилось досадливой гримасой:
— Слушай, приятель, шел бы ты в...
— Принеси бутылочку пива,— сказал Варью, примиряюще улыбаясь.
Блондинка пошла к стойке и молча принесла ему бутылку и стакан.
— Постой минуту,— сказал Варью.
— Чего тебе еще?
— Который из них скупает лошадей?
— Тебе какое дело? — сказала блондинка, нервно оглянувшись на пьющих пиво парней.
— Надо.
— Который спиной сюда сидит. Ты что, сыщик?
— Нет. Девчонку я одну разыскиваю. Она здесь живет, на Незабудке. Такая невысокая, ноги у нее красивые, полные... Не знаешь ее?
— Нет,— ответила блондинка и вернулась болтать с итальянцами.
Варью загасил сигарету, потом налил себе стакан пива и выпил. Холодное пиво немного смягчило неприятный осадок от разговора с официанткой. Отняв стакан от губ, Варью с удивлением обнаружил, что перед ним, опираясь на столик, стоит цыган.
— Что такое? — спросил Варью.
— Пей свое пиво и проваливай.
Варью поглядел на цыгана, потом на остальных четырех парней, тоже оказавшихся подле его столика, — вид их не обещал ничего хорошего. Он кивнул.
— Ладно, выпью и уйду.
— По-быстрому пей и иди! — тихо сказал цыган.
Видя, что спорить тут не приходится, Варью без лишних слов вылил в стакан остатки пива, выпил его.
— Ничего пиво,— сказал он и, достав из кармана джинсов двадцатку, бросил ее на стол. Взял под мышку магнитофон, поднялся.
Цыган тронул его за рукав, показал на магнитофон.
— Маг можешь оставить. Даю за него четыре сотни.
— Не продается.
— В комиссионке с ним попадешься.
— Он купленный.
Четверо накачавшихся пивом горилл громко захохотали.
— Пятьсот.
— Не продается,— помотал головой Варью и двинулся к выходу.
Дверь была рядом — и все же, пока он шел до нее, на спине у него выступил холодный пот. С трудом заставляя себя не оглядываться, он небрежной походкой вышел на улицу, спустился по ступенькам и направился в сторону Восточного вокзала. Лишь отойдя от «Танго» метров на двадцать, он выпустил из легких воздух и хмыкнул:
— Да-а, это вам не Пашарет*...
* Район Будапешта, где издавна селилась «чистая публика».
Придя домой, Варью умылся, надел чистые штаны и майку и отправился в «Мотылек». Субботний день близился к концу. Кёбаня начинала постепенно оживать под робкими порывами предзакатного ветра.
Когда Варью появился на террасе «Мотылька», случайные посетители, оказавшиеся в кафе, содрогнулись: открытое два года назад заведение, пользующееся в округе доброй славой, вдруг превратилось в осенний лес. Две девушки с коротко остриженными волосами и одиннадцать длинноволосых парней, сидящих в правом углу террасы за тремя сдвинутыми столиками, как по команде вдруг закаркали во всю силу молодых глоток:
— Карр... карр... карр...**
** Варью — по-венгерски: ворона.
Внутри, в кафе, смолкла музыкальная машина, и из-за стойки с грозным видом вылетела женщина лет пятидесяти, с собранными на затылке в узел седыми волосами.
— Молодежь, вы снова за свое?!
— Тетя Манци, Варью пришел,— закричали девушки, показывая на ступеньки террасы.
Хозяйка обернулась, выражение лица у нее сразу изменилось.
— А, это ты, Варью!
— Я,— ответил Варью скромно.
— А я уж думала, ребята перепились.
— А... Сегодня ведь суббота еще...
— Заходи, Варью, приготовлю тебе сухое мартини.
Следом за почтенной дамой Варью прошествовал к стойке, на ходу с величественным видом делая приятелям ручкой, будто какой-нибудь заезжий премьер встречающей толпе. А те опять принялись каркать:
— Карр... карр... карр...
Варью взобрался на высокий табурет у стойки. Хозяйка накапала в мартини джин и лимон, бросила кубик льда. Смешивая коктейль, она наклонилась и шепотом сообщила Варью:
— От Ольги письмо пришло...
— От какой Ольги? — спросил Варью.
— Да от Ольги же, Ридль... Которая в парикмахерской работала у тети Теруш.
— A-а, от Ольги,— сообразил Варью — Откуда письмо?
— Она пока под Неаполем, в лагере, но пишет, что перспективы хорошие.