– Вы такие добрые.
– Ты нас не подведешь, сынок, мы знаем.
Отец вытянул руку из-за спины – он держал номерные знаки.
– Я буду тебя учить – в выходные, по вечерам. Садись в машину.
Он протянул мне ключи, я отпер дверцу и залез внутрь. Вот оно, пьянящее чувство собственника! Я нажал ногой сцепление, стиснул руль. Рука потянулась к переключателю передач, я взглянул в зеркальце. В нем виднелся край тротуара, ноги мамы… Эдипова комплекса у меня нет, к маминой юбке не привязан, могу ехать куда угодно. Я чуть повернул зеркальце, чтобы видеть дорогу… фургон, а возле него – Тристрам в джинсах и футболке. Раньше я видел его только в форме или в спортивной одежде на поле. Сейчас он выглядел старше, чем в школе. Отец через крышу положил мне руку на плечо. Я смотрю на Тристрама – и ко мне прикасается чья-то рука.
– Прокатимся вокруг квартала?
Шеренга тутовых деревьев. Поворот направо, еще раз направо – круг по кварталу. Из фургона грузчики выносят стулья. Современные, полукруглые. Тристрама и остальных Холландов не видно, ушли в дом. Ничего, теперь есть телескоп, от меня не скроешься.
А машинка что надо… я предавался фантазиям, а отец сидел за рулем, мы объехали квартал дважды.
– На первый раз хватит, верно? Займемся телескопом.
Мы подняли его на крышу, и я принялся изучать инструкцию: как вести наблюдение и все такое, но отец велел мне не беспокоиться и не спеша собрал телескоп сам. Огромный! Длинный, белый, на трех алюминиевых ножках. Я посмотрел через него на небо. Глаз уперся в облако.
– Не смотри на солнце. Ослепнешь.
Про это я уже знал и круто повернул телескоп в сторону дороги, к дому Дженни, который отстоял от нашего на пятьдесят ярдов. Виден даже раствор между кирпичной кладкой, если хочешь, считай трещины. А вот и окно в ванную… видна каждая щетинка на зубной щетке… кружка и зубная щетка заполнили весь окуляр телескопа. Я подрегулировал линзы. Изображение укрупнилось, но стало более расплывчатым. А человеческое тело можно расчленить на части, по шесть дюймов. Рука, грудь, коленка – все само по себе, как отрубленное. Только четко настроить линзы…
– На что ты смотришь?
– На зубную щетку.
День рождения мы отпраздновали в старом баре-ресторане, и я едва не умер от скуки – спасибо, за соседним столом сидела девушка. Не сказать, что хорошенькая, но молодая, с густой копной блестящих волос. Изредка она поглядывала на меня, и ей было ясно: меня вывели в свет мамочка и папочка – чтобы вывести их сам, я еще недостаточно взрослый. Впрочем, она тоже обедала с родителями, и чем она, спрашивается, в таком случае лучше меня? Я даже хотел ей улыбнуться как товарищу по несчастью, но воздержался – в ответ на мою улыбку она бы только фыркнула.
Дома отец задремал в гостиной, а мама поцеловала меня в щеку.
– Может, сходишь к Холландам, узнаешь, не нужно ли чем-нибудь помочь?
– У меня уроков полно.
– Сегодня твой день рождения. Можно и передохнуть.
Я вышел из дому и неспешно побрел по улице. Будто бы просто иду мимо, вижу, что люди переезжают, облокачиваюсь на их калитку, улыбаюсь приятной улыбкой.
Я остановился у калитки, улыбка наготове. На горизонте – никого. Я все равно улыбнулся, для пробы. Постоял минуту-другую. А что, если просто открыть калитку, пройти по дорожке, постучать в дверь и улыбнуться, когда в проеме появится вопрошающее лицо? Неудобно как-то. Удобно или нет – давай, друг, топай по дорожке. Я снова напялил улыбку. Кажется, не очень-то получилось. Я скорчил гримасу, и в эту секунду открылась дверь.
– Мы тебя заметили из окна. Ты к нам?
Так. Покраснел до корней волос. Хоть сквозь землю проваливайся. Значит, я стою тут в тоске, мнусь, а они за мной наблюдают.
– Да, – каркнул я и попытался открыть калитку. Mиссис Холланд стояла в дверях и смотрела на меня, и Бог знает еще сколько Холландов подглядывали из-за занавесок – бедняга, не может справиться с калиткой, даже вспотел.
Калитка открылась. Но мне уже не до улыбки. Лучше бы домой.
– Помощь не требуется? – спросил я.
– Очень мило с твоей стороны, но мы как раз сделали перерыв, попить кофе.
Жестом хозяйка пригласила меня войти, я споткнулся о ступеньку и, чтобы не упасть, схватился за то, что подвернулось под руку. Миссис Холланд вскрикнула, потому что я цапнул ее за бедро, тут же в испуге отпустил руку и все-таки упал.
– Ой, извините ради Бога…
– На какой-то жуткий миг, Келвин, мне показалось…
– Правда, извините.
– Ничего страшного. Бывает.
– Извините.
– Пустяки.
– Что там такое, мама? – Это появился Тристрам.
– Дорогой, у тебя все знакомые нападают на матерей твоих приятелей?
Очень остроумно.
Он посмотрел на меня.
– Я споткнулся. Чуть на твою маму не упал, – объяснил я извиняющимся тоном.
– «Чуть»! – не удержалась она.
– Ерунда. С ней все так поступают.
– Тристрам! Как не стыдно!
– Извини. Это шутка.
– Тут все только и делают, что извиняются, – сердито заявила она ему, и он пожал плечами. Что-то мне в этой женщине не нравилось, как она выражается, вообще все.
Я подмигнул Тристраму, но он не отреагировал. Почему? Не хочет отвечать взаимностью? Встал с левой ноги? Не реагирует. Я покраснел в третий раз.
– А с Траншанами вы познакомились?
– С кем? – спросили они в один голос.
– С вашими соседями.
– С какой стороны?
– Ближе к нашему дому.
– У них там живет прыщавая толстуха, – заметил Тристрам.
– Это Вероника, – подтвердил я.
– Может, отведешь Тристрама с ними познакомиться?
– Мама!
– Их, скорее всего, нет дома.
Я хотел помочь грузчикам, которые тащили стол, но они решительно меня оттеснили. Миссис Холланд кинулась за ними в дом.
Я взглянул на Тристрама. Он тоже собирался исчезнуть. Надо как-то его задержать.
– Тебе здесь нравится? – спросил я.
– Нормально. От школы далековато, а автобуса нет.
– Всего двадцать минут, если знаешь дорогу.
– Все равно это долго, если дождь идет.
Только не надо нагло хвастаться, Эпплби. Как-нибудь поскромнее.
– С этим скоро все будет в порядке. Мне на день рождения машину подарили.
Хотя бы так.
– Ты умеешь водить? – Вот и вся его реакция.
– Пока нет. – У меня теперь своя машина! Своя, черт тебя дери! У меня! Слышишь, мальчик? У меня есть своя машина!
– А еще что-нибудь подарили? Гад какой!
– Телескоп. Настоящий.
– Везет людям! Машина и телескоп. Мне никогда таких подарков не делали.
Все-таки оценил.
– Мне тоже. – О, Господи. Понимай так: в твои годы не делали, мальчик мой. – Родители изменились в лучшую сторону.
– Когда? – Он улыбнулся, и я весь растаял от счастья.
– На мой восемнадцатый день рождения, – ответил я с улыбкой. Какие у него потрясающие белые зубы!
– В школе ты совсем другой, – сказал он, потом взглянул на меня так, будто ляпнул что-то лишнее.
– Какой же?
– Не знаю.
Ах, как приятно! Я просто млел от счастья.
Мы вышли в сад, и он показал на окно своей комнаты.
– Большая, выходит прямо в сад.
– Значит, будешь наблюдать, как Траншаны загорают.
– Она толстая и с прыщами.
– Там не все такие.
Мы подошли к забору, разделявшему два сада, и посмотрели на ту сторону. Прямо под нами собирала цветы миссис Траншан, ее русые волосы заметно поредели, кое-где даже просвечивал череп. На ней был коричневый халатик поверх синих спортивных штанов, подоткнутых в обрезанные у лодыжек сапоги. Мы несколько мгновений созерцали ее череп, потом я кашлянул. Она даже подпрыгнула.