На первый брандер Спиридов не питал особых надежд… Так оно и случилось. Эльфинстон настырно предложил посадить на него почти всю команду из англичан во главе с капитан-лейтенантом Дугделем. Не пройдя и половины пути, посреди бухты брандер атаковали две турецкие галеры. Англичане, видимо, струсили и попрыгали за борт. В последний момент Дугдель поджег брандер и покинул его… Посреди бухты взвился столб пламени; пылающие обломки полетели во все стороны, но не достигли турецких кораблей… Второй брандер лейтенанта Мекензи, не дойдя до турецких кораблей, сел на мель и был подожжен. Третий — мичмана князя Гагарина тоже не достиг цели, его зажгли раньше времени… Четвертый брандер стоял под бортом «Грома», ожидая командира. Лейтенант Ильин с размаху прыгнул на корму — только что он отошел от раскаленных стволов единорогов своей батареи на «Громе».
— Отдать носовой и кормовой! — Брандер нехотя отвалил нос. — Оттолкнись! Грот на правую! Весла разобрать!
Медленно набирал ход брандер, уходя от «Грома», справа длинной тенью мелькал флагман.
— Пока не сцепитесь, ни в коем случае не зажигайте, — прогремело оттуда в рупор.
«Грейг, что ли, паникует?» — Ильин внимательно всматривался вперед, по носу…
Благополучно миновали невысокий мыс справа.
Турки, до того примолкшие, будто наверстывая упущенное, открыли бешеную стрельбу из пушек. Русский флагман поднял сигнал — «Возобновить огонь по турецкой эскадре». Брандер оказался меж двух огней, в обе стороны проносились над ним раскаленные ядра.
«Оно так и веселей, пожалуй, — подумал Ильин, присматриваясь к первой линии турецких кораблей, — погибать, так с музыкой». Прямо перед ним чернела надвигающаяся громада линейного корабля.
— Братцы, товсь, подходим под выстрел, с крючьями стоять по носу и корме, — негромко скомандовал Ильин в наступившей вдруг тишине.
Турки на кораблях непонятно почему не стреляли, словно выжидали — может быть, это корабль-перебежчик сдается в плен?
Матросы действовали молча, сноровисто, ловко, а главное, без суеты.
«Молодцы, ай молодцы», — Ильин закинул голову на темнеющую громаду борта линейного корабли. Далеко наверху из открытого порта высунулся турок. Ильин помахал ему рукой, турок скрылся; крючья намертво сцепили брандер, посланный на корму, матрос подтянул катер.
— Братцы, мигом все в катер. — Ильин пробежал на нос, осматривая по пути надежность креплений, поджег первый фитиль…
Спустя несколько мгновений катер, двигаясь вдоль турецкого корабля, скользнул в его тени к корме…
— Навалились, братцы, — шепотом скомандовал Ильин.
Через несколько гребков катер вышел на середину бухты.
— Суши весла! — Ильин привстал и обернулся. Матросы весело переглядывались. Загребной, рослый белобрысый детина, снявши рубаху, не таясь, улыбнулся:
— Без отваги нет и браги.
Матросы дружно захохотали. У борта турецкого корабля гигантским костром полыхал брандер; огонь уже успел перекинуться на палубу, по которой в панике метались фигуры турок. Когда катер ошвартовался у «Грома», в самой середине турецкой эскадры взметнулся, намного выше мачт, огненный столб, громовой раскат потряс все вокруг. Турецкий корабль на мгновение приподнялся вверх и, развалившись, разлетелся на тысячи обломков пылающими факелами фантастического фейерверка…
В четыре часа утра Спиридов отдал приказ прекратить обстрел турецких кораблей, спустить шлюпки и спасать тонущих турецких матросов.
Стоя на юте у перил, адмирал молча смотрел на догорающие остатки боевой славы турок. Он не замечал первых лучей солнца, еще прятавшегося за складками гор, потому что они смешались с заревом гигантского костра.
«Вот он, венец моей службы, а большего желать грешно». Спиридов оглядел рейд, корабли эскадры. Освещенные пламенем и лучами восходящего солнца, выстроились они, будто былинные ратники.
«Да, — Спиридов задумчиво глядел вдаль, — лишь русские богатыри на подобное способны. Чем не герой Дмитрий Ильин, отважный командир «Европы» Федот Клокачев, не уступающие ему в отваге и выучке командиры: «Трех Святителей» — Хметевский, «Ростислава» — Лупандин, «Не тронь меня» — Бешенцов, а лихой командир «Грома» Перепечин…» Все они прошли многотрудную школу, в нелегкие времена были рядом с ним, лишь на разных ступенях. В суровых походах на Балтике, при штурме Кольберга, в ротах Морского корпуса и, наконец, в последнем многомесячном плавании вокруг Европы и кампании в Средиземноморье. Везде взращивал он у подчиненных инициативу и стойкость, отвагу и способность побеждать не числом, а умением… Ему было чем гордиться. «А те безвестные тысячи матросов на парусах и батарейных палубах… Когда же поймут там, — Спиридов непроизвольно посмотрел вверх, — что без оных все пресно и мертво…»