Прошло несколько дней, и «Курьер» получил назначение занять брандвахтенный пост на Керченском рейде. В таких случаях вице-адмирал Сенявин считал своим долгом самолично поучать и наставлять командира.
— Слыхивал про службу такую, брандвахтенную? — начал он разговор с Ушаковым.
— Слыхать-то слышал, а исполнять не доводилось.
— Ну так поимей в виду и запоминай. Брандвахта есть судно как бы сторожевое, у входа-выхода из гавани ли, бухты или рейда. Генеральная цель командира брандвахты, чтобы ни один корабль, ни одна посудина не проскользнула без его внимания. Каждое судно примечай, ежели есть подозрение, опрашивай, подзывай к борту, бди службу. И все события помечай в шханеч-ном журнале, днем ли, ночью ли.
Сенявин запахнул шинель, потирая ладони, подошел к печке.
— Сызнова лихоманка трясет, — привычно, без стеснения произнес он, — сам знаешь, поветрие у нас сие гадкое.
Улыбка неожиданно осветила физиономию адмирала.
— Един ты у нас, слава Богу, твердокаменный. Минует тебя хворь, словно заговоренного. Потому и посылаю тебя. Остатние кораблики все на якорях отстаиваться будут. Снежок посыплет, зимовье ледком пролив схватит, закроем брандвахту, тебя на рейд поставим. О всем сказанном инструкцию получишь. Ступай с Богом. Провиант не позабудь, на недели две запасись,
водой налейся. Не мне тебя сему учить.
Спустя два дня «Курьер» отдал якорь посредине входа на Керченский рейд. Для экипажа потянулись сутками беспрерывные вахты, а в бухте, на кораблях, малярия косила людей. Осенью похоронили командира «новоманерного» корабля «Журжу» капитан-лейтенанта Якова Развозова. Еще весной уволился со службы «за болезнью» дружок Федора Ушакова, его бывший командир, капитан-лейтенант Иван Апраксин. Когда «Курьер» сменился с брандвахты, Ушаков проводил в запас «за болезнью» своего недавнего командира Иосифа Кузьмищева. Правда, его перед увольнением пожаловали в капитаны 2-го ранга. Следом такая же участь постигла командира корабля Илью Ханыкова…
События в начале кампании 1773 года подтвердили опасения вице-адмирала Сенявина. После разгрома турецкой эскадры в Патрасском заливе Турция возобновила перемирие и начала мирные переговоры с Россией в Бухаресте. К этому времени отношения Англии с Россией явно охладели. Британские политики были определенно озабочены усилением русского флота в Средиземноморье и появлением военных кораблей в водах Черного моря. «Английская дипломатия своими усилиями и двусмысленным поведением преследовала определенную цель — уменьшить русские требования к Турции». Не отставала от «подзуживания» турок и Франция, издавна имевшая большие торговые связи в Восточном Средиземноморье.
На первом же заседании послов в Бухаресте выступил опытный дипломат Алексей Обресков.
— Отныне правительство ее величества, государыни нашей Екатерины Алексеевны, отвергает и признает отмененными все прежние, несправедливые договоры с Портою. — Вспоминая о прошлом, Обресков, конечно, в первую очередь подразумевал унизительный для России Прутский договор 1711 года, вынужденно заключенный Петром I.
— Кроме того, мы требуем, дабы Порта возместила России все убытки, причиненные настоящей войною, без всякой законной причины объявленной.
Закончив выступление, Обресков вручил турецкому послу Абдул-Резаку ноту недвусмысленного содержания, в которой, в частности, говорилось. «Чтоб коммерция и кораблеплавание на морях были освобождены от порабощения, в коем они до сего времени были, беспосредственным соединением между подданных обеих империй для вящей их пользы и взаимного благоденствия и через сие сделать сохранение мира тем более важным и необходимым для народов и, следовательно, еще более драгоценным для тех, кто ими управляют».
На словах Абдул-Резак не возражал против свободного мореплавания торговых судов по Черному морю, но Россия должна возвратить султану Еникале и другие порты на Черном море.
— Помилуй Бог! — сразу же возразил Обресков. — Как же так? Свобода плавания по морю, где нет ни одного порта для приставания купеческих судов? Турецкий посол взмахнул руками, засмеялся:
— Мы дружить станем, пусть ваши купцы в любом нашем порту пристают на здоровье, хоть в Константинополе.
«Хитрый, стервец», — размышлял, покачивая головой, Обресков, а турок не унимался:
— Зачем русским купцам порты на Черном море? У вас есть много портов на море Балтийском, пускай там и разгружаются. Тут уж Обресков не выдержал:
— Возьмите, достопочтенный Абдул-Резак, карту и взгляните, какой путь от моря Черного до Балтийского. — А про себя подумал: «Проговорился, голубчик. Стало быть, через Босфор и Дарданеллы для наших судов будем оговаривать свободное плавание».