пригодны.
Излагая свое мнение, Чернышев с досадой подумал: «Вновь канцлер государыне новости объявляет, а мне о том ни слова».
Маска добродушия постепенно исчезала с лица Екатерины. Не любила она прерывать задуманное на полпути. Пухлые губы ее сомкнулись жесткой полоской, теряя обычную привлекательность.
— Как же нам быть, что предложишь?
— Возможно, ваше величество, сподобить на сии цели военные фрегаты.
— Коим образом?
— Пушки убрать, станки для оных тоже. Порты орудийные закрыть и досками обшить. Флаги российские, купецкие поднять, и вся недолга.
Краешки губ императрицы приподнялись в улыбке.
— В самом деле ты недурно придумал.
— Токмо, ваше величество, фрегаты у нас старческие…
Екатерина поморщилась. Видимо, это слово ей пришлось не по вкусу.
Заметив недовольную мину, Чернышев поправился:
— Имею в виду обветшали, ваше величество. Последние годы все, что со стапелей спускалось, в Архипелаг отсылали. А там штормы да всякая морская тварь корпуса точит. Но сколь потребно, четыре-пяток сыщем исправных. Дорога-то дальняя.
— Ну ты поразмысли, Иван Григорьевич, на коллегии когда решите, указ мне доложишь. Сие безотлагательно предпринять надобно.
В Адмиралтейств-коллегий перебирали все суда в Кронштадте и Ревеле, потом посылали инженеров с верфей определить их состояние, посылая депеши командирам портов. Остановились на фрегатах «Северный Орел», «Павел», «Наталия», «Григорий». Потом вспомнили, что в Ливорно остались на зимовку два фрегата, «Святой Павел» и «Констанция». Решили включить в отряд дополнительно эти два фрегата. Командиром отряда определили капитана 2-го ранга Тимофея Козлянинова. Он же назначался и командиром «Северного Орла». Командиров фрегатов в Ливорно надо было менять.
Генерал-казначей Адмиралтейств-коллегий Алексей Сенявин предложил назначить командиром на «Святой Павел» капитан-лейтенанта Ушакова.
— Офицер исправный, дело знает основательно, не лежебока. За штатом в Корабельном экипаже состоит. Командующим «Констанции» рекомендую лейтенанта Ржевского. Тож офицер бывалый, ныне при мне генеральс-адъютантом состоит. Томится, в плаванье просится…
Возражений не было. Никто из адмиралтейцев, кроме Сенявина, последние четыре-пять кампаний в море не бывал и корабельный состав не знал.
После пасхальных праздников Чернышев докладывал императрице указ о снаряжении и отправке экспедиции.
Прежде чем подписать указ, Екатерина поинтересовалась:
— Козлянинову-то сие по плечу? Не он ли при Чесме отличился?
Чернышев иногда удивлялся памяти императрицы.
— Он самый, ваше величество. Места те знает отменно. Три кампании в Архипелаге отплавал.
Подписав указ, Екатерина спросила:
— Когда отправятся в плаванье?
— Не прежде чем середины июня, ваше величество. Ледоход нынче запаздывает. Переделок множество предстоит, других забот немало.
Чернышев собрался уходить, но Екатерина его остановила и кивком пригласила сесть в кресло. Взяв с соседнего ломберного столика сложенный серенький листок, с осьмушку величиной, помахала им, лукаво усмехаясь.
— Небось читывал, Иван Григорьевич, какие проказницы аглицкие? Ты-то должен знать о тех заморских шалостях более моего.
Не разжимая губ, граф растянул рот в улыбке.
Все последние дни петербургская публика на всех званных и случайных вечеринках только и занималась пересудами сообщения из Англии, помещенного в «Санкт-Петербургских Ведомостях» 23 апреля. Граф знал об этом событии еще раньше, так как выписывал газеты из Лондона. Он помнил его слово в слово. «Вчера кончился суд над герцогинею Кингстон. Она говорила в защищение себя речь, продолжавшуюся целый час, и по окончании оной была поражена обмороком. После того судьи разсуждали, следует ли освобождать ее от наложения клейма, так как от такого наказания освобождены духовные и благородные. Напоследок она удостоена сего преимущества, однако ж с тою оговоркою, что ежели она впредь то же самое преступление сделает, то право сие не послужит ей в защиту. После того лорд-канцлер объявил ей, что ей не будет учинено никакого телесного наказания, но что, как он думает, изобличение собственной совести заменит жестокость того наказания, и что она отныне будет называться графинею Бристольскою. В заключение лорд-канцлер переломил свой белый жезл в знак уничтожения брачного союза между мисс Елизаветою Чедлей17 и герцогом Кингстон».
Мысленно перебирая в памяти содержание заметки, граф незаметно переводил взгляд на императрицу. Ей давно уже за сорок, но она сохраняет прежнюю бодрость и привлекательность. Как всегда, зачесанные кверху каштановые, с темным отливом волосы открывают широкий и высокий лоб. Темные брови, венчавшие живые карие глаза, смотревшие в этот раз благожелательно на графа, украшали необычайно свежее лицо Екатерины.