«1. Чтобы нейтральные корабли могли свободно плавать от одной пристани к другой и у берегов воюющих наций.
2. Чтобы товары, принадлежащие подданным воюющих держав, были свободны на нейтральных кораблях, исключая заповедные [т.е. военные] товары.
3. Что в определении таковых императрица придерживается того, что означено в артикулах X и XI коммерческого ее трактата с Великобританией, распространяя их на все воюющие державы.
4. Что для определения того, что может ознаменовать блокированный порт, должен таковым считаться только тот, ко входу в который стоит очевидная опасность по сделанным распоряжениям от атакующей его державы, расставленными вблизи оного кораблями.
5. Чтобы сии правила служили основанием в судопроизводстве законности судов».
К Декларации присоединились все нейтральные державы, одобрили ее и в Конгрессе Соединенных Штатов за океаном, как основанную на «принципах справедливости, беспристрастности и умеренности». Франция и Испания согласились соблюдать ее положения. Особняком осталась одна Англия. Острие Декларации и было, собственно, направлено против высокомерной «Владычицы морей». Рушилось ее безраздельное господство на море. Потому Англия официально не одобрила этот документ. Английский посол в Петербурге Д. Харрис не раз наведывался к графу Чернышеву, убеждал его не принимать Декларацию, но получил от ворот поворот. Харрис заполучил в союзники своего земляка адмирала Самуэля Грейга, однако и это не помогло. О своих потугах посол то и дело строчил донесения в Лондон, то лорду Мольбюро, то лорду Стормонту. Добился Харрис и личной аудиенции у императрицы, но Екатерина сразу озадачила его первым вопросом:
— Какой же вред вам причиняет вооруженный нейтралитет, или, лучше сказать, вооруженный нулитет?
Харрис замешкался, глядя на лукаво улыбающуюся императрицу, и беседа пошла совсем по иному фарватеру, чем предполагал посол…
Адмирал Грейг отличился при Чесме, пользовался особым доверием императрицы, участвовал в похищении из Ливорно соперницы Екатерины, княжны Таракановой. Как-то вступился за соплеменников.
— Матушка, в прошлой войне корсар Каччиони поступал в море так же, как нынче английские крейсеры обходятся с кораблями чужими. Однако ты Каччиони благоволила, чин дала. Противоречие в твоих действиях.
Екатерина нахмурилась:
— А ты, адмирал, не путай грека с королем английским.
Декларация была хороша, но пока только на бумаге. Требовалось подкрепить ее силой.
Один из авторов Декларации, вице-президент Ад-миралтейств-коллегии Чернышев, докладывал императрице свои соображения:
— Нынче, ваше величество, на Севере, у Норд-Капа, Хметевский крейсирует. Вскоре направим в Атлантику к Лиссабону эскадру контр-адмирала Сухотина, видимо, по весне, надобно корабли в порядок привести, рангоут погнил, такелаж пообветшал. Казна скупится.
Не переносила Екатерина «худые» вести, нахохлилась, поджала губы.
— На такое дело сыщем. Кстати, Иван Григорьевич, яхты наши на Неве тоже не ахти выглядят, без хозяйского присмотра.
Чернышев давно не заглядывал на «царскую» флотилию, виновато улыбнулся, слегка поклонился:
— Поправим сие, ваше величество, без промедления.
На следующий день об этом граф заговорил первым делом в Адмиралтейств-коллегий.
Обычно офицеров на придворные яхты, «Екатерина» и «Штандарт», подбирали тщательно. Ценились не столько морская выучка и знание дела, сколько внешний вид, покладистость и умение угождать прихотям не только особ императорской семьи, но и их многочисленной свиты: капризным фрейлинам, высокомерным камергерам. В обращении с офицерами они вели себя довольно развязно и чванливо.
Правда, сейчас командиру отряда яхт надлежало быстро навести на яхтах флотский порядок и лоск, подтянуть выучку экипажей до совершенства. А времени было в обрез, хотя вероятность морских прогулок уменьшалась с каждым днем. Летняя пора подходила к концу.
И вновь нашелся вице-адмирал Алексей Сенявин:
— Лучше чем капитан-лейтенант Федор Ушаков несыщем. Оный только что возвернулся с перевалки корабельного леса. По сию пору не определен на должность.
Адмиралам уже была знакома эта фамилия, и сам Чернышев помнил его исполнительность по рапортам Козлянинова.
— Добро. Пускай наведет порядок на яхтах, а по осени возвратим его на эскадру.
Ушаков воспринял новое назначение с плохо скрываемой неприязнью. «Суют туда-сюда, будто я токмо для латания их прорех и способен».