Но то было в Лифляндии, в России. Постаревший Панин перед отъездом говаривал:
— Не отвлекайтесь в сторону к предметам, не имеющим отношения к плану. Не тревожьтесь тем, что недостойно возбуждать беспокойство.
«Что же, — подумал Павел, — будем смотреть корабли. Кое-что мы знавали в Павловске и Петербурге, не забыли беседы старика Голенищева-Кутузова. Кроме того, повидали немало в Триесте и Венеции».
Сухотин подал руку Павлу, но тот слегка отстранил ее и легко соскочил на землю. Сухотин помог выйти Марии Федоровне.
— Ваше высочество… — начал было рапортовать адмирал, но цесаревич отмахнулся.
— Пока без церемоний, здесь публика, — он повел глазами на большую толпу зевак, — ведите нас.
Тем временем из кареты вышли князь Куракин, Разумовский, подруга Марии Федоровны, Юлиана Бенкендорф, фрейлины, камердинеры…
Сухотин сделал жест рукой, приглашая следовать за ним, и, чуть отстав от цесаревича, зашагал к пристани.
Едва Павел ступил на катер, с флагмана загремел пушечный салют, оркестр заиграл гимн.
Катер отвалил и направился к строю эскадры. На реях в праздничных формах стояли матросы, вдоль бортов с ружьями к ноге выстроились солдаты абордажных партий, на шканцах замерли в парадных мундирах офицеры.
Продолжал греметь пушечный салют, катер подошел к концевому кораблю.
— Ура-а-а! — закричали по команде матросы на этом корабле. И так перекатывало этот звонкий воинский клич от корабля к кораблю, пока катер с цесаревичем обходил строй эскадры…
Павел поморщился и попросил:
— Нельзя ли обойтись без эдакого шума?
Сухотин развел руками:
— Сие положено по Морскому уставу и возможно лишь, если загодя последует указание.
В это время катер поравнялся с «Виктором». Павлу нравилось действовать внезапно:
— Давайте посмотрим этот корабль.
— Держать к правому трапу! — скомандовал Сухотин унтер-офицеру на руль.
— Мы поднимемся с адмиралом, — сказал Павел Куракину, — а вы подождете нас.
Пока катер разворачивался, на нижнюю площадку парадного трапа быстро сбежали два дюжих усатых матроса — фалрепных. Они ловко подхватили Павла и помогли взойти на трап.
На верхней площадке в парадной форме Павла встретил, отдавая честь, рапортом Федор Ушаков.
Павел меланхолично взмахнул перчаткой:
— Достаточно представлений, покажите нам корабль.
Они двинулись по правому борту к полубаку. Отдраенная с песком палуба лоснилась.
«Не все так худо, как я предполагал, — подумал Павел. — Палуба выглядит нарядней, чем паркет в Эрмитаже. Однако вот и непорядок». — Цесаревич ткнул тростью в свернутый и подвязанный к нижней рее мачты парус.
«Еще что?» — мелькнуло у Ушакова.
— Как же вы с таким старьем плаваете? — язвительно ухмыльнулся Павел, указывая на солидную, аккуратно пришитую заплату.
У Ушакова отлегло, он улыбнулся краешком губ:
— Сие, ваше высочество, обыденно для корабля. Самые лучшие паруса, есть намного хуже.
— Почему так? — раздраженно спросил Павел.
— Шквалы и штормы свое дело вершат. Положено иметь два комплекта запасных, однако казна и одного не отпускает.
Наследник, нахмурившись, пошел дальше. Всюду виделся порядок, чистотой дышала палуба, все было пригнано и на месте…
У трапа Павел задержался, поманил Ушакова:
— А ты, никак, меня запрошлым годом на «Штандарте» из Петербурга в Раниенбаум доставлял?
— Ваше высочество, точно так! — Ни один мускул не шевельнулся на лице Ушакова. Павел хмыкнул.
— Пойдешь с нами на флагман, — цесаревич проворно сбежал по трапу.
На «Исидоре» нижнюю площадку трапа устлали коврами. Опять же два матроса подхватили Павла. Вслед за наследником легко вспрыгнул Сухотин, а матросы принялись высаживать свиту. Дамы слегка повизгивали, но матросам было в привычку обращаться с женщинами без особых церемоний. Командир приказал главное — чтобы не замочить юбки, а что это за особы — они не ведали…
Оставив свиту на шканцах в креслах у накрытых столов, Павел с командиром, Сухотиным и Ушаковым пошли по верхней палубе.
На «Исидоре» паруса зияли прорехами, в которые цесаревич просовывал свою трость. У вант фок-мачты он задержался. Одна из вантин в месте разрыва была соединена сплеснем, но не аккуратно, торчали концы.
— Что за лохмотья? — ударил тростью по сплесню Павел. — И вообще такелаж слабо обтянут.
Они тронулись дальше, наследник все больше раздражался — и палуба плохо выдраена, и медяшка не блестит.
— А щи кислые у тебя есть? — вдруг повернулся он к Сухотину.