Где-то между Москвой и Тулой извозчиков отпустили, побросали котомки и другие пожитки на телеги, построились команды поротно и зашагали перелесками да шляхом по степи на юг. Не доходя Кременчуга, стали попадаться навстречу купцы, торговцы, чумаки-селяне.
— В Кременчуге поветрие дьявольское, моровая язва косит человеков, не признает ни стара ни мала, звания не спрашивает…
Последний привал перед Херсоном по распоряжению Ушакова делали на берегу Днепра. С южной стороны тянуло гарью, то ли жгли где-то костры, то ли камыши полыхали.
Ушаков собрал офицеров команд.
— Нынче всем служителям и мастеровым раздеться донага, искупаться в Днепре, переменить белье исподнее, простирать робы и всю верхнюю одежу.
Подозвал лекарей.
— Каждому в своей команде обследовать до единого матроса и мастерового. Болезных отправим на телегах.
Лейтенанта Данилова отправил в Херсон.
— Снаряжайте мой возок сей же час, поезжайте в Херсон. Представитесь главному командующему, вице-адмиралу Клокачеву. Толком все расспросите, где нам располагаться, как довольствоваться матросам и мастеровым. Сделайте так, чтобы нам без задержек
миновать улицы и пройти сразу в казармы.
Скупая улыбка на лице Ушакова магически подействовала на окружавших его офицеров и на толпившихся поодаль матросов и мастеровых. Все они облегченно вздохнули, расправляя плечи, заулыбались.
Ушаков снял шляпу, вытер платком вспотевший лоб.
— Костры возжечь! Кашеварам кашу варить! Данилов возвратился на следующий день, к вечеру, когда солнце зависло над горизонтом. Лицо его было сосредоточенно, хмурая улыбка не скрывала тревожного выражения покрасневших глаз.
Ушаков сразу уловил, что дело не совсем ладно. Взял Данилова под руку и, как бы прогуливаясь, отвел в сторону, в степь.
— Положение в Херсоне, Федор Федорович, не ахти какое. Чумная болезнь повсюду. Вице-адмирал Клокачев исполняет повеление государыни и князя Потемкина, на стапелях работы не прекращаются. Нам отведены казармы, я там обследовал помещения, для жилья пригодны.
Ушаков слушал молча, не перебивая, видимо, уже соображал, какие меры предпринять, а Данилов продолжал докладывать:
— При Клокачеве присутствовал начальник дивизии флотской, первого ранга капитан Войнович, не слыхали такого прежде?
— Нет-нет, — размышляя о чем-то своем, Ушаков кивнул головой, — продолжайте.
— Так оный командующий, насколько я уразумел, стремится как бы поскорей покинуть Херсон и к тому склоняет без стеснения их превосходительство, вице-адмирала.
Ушаков иронически усмехнулся:
— Судя по фамилии, сей капитан выходец из Адриатики, а там народ верткий, ловчить приспособились под турецким ярмом.
Солнце еще не взошло, а ротные колонны уже маршировали к Херсону. Чем ближе к городу, тем воздух все больше наполнялся гарью, становилось временами трудно дышать, першило в горле, дым резал глаза. Начали попадаться телеги, на них прикрытые рогожей лежали тела умерших. Возницы с обвязанными лицами, с запахом уксуса, полотенцами, шагали сбоку, подальше от телег. Завидев колонну, спешно сворачивали на обочину, отъезжали подальше на десяток саженей, пропуская ротные команды. На улицах города через каждые двадцать-тридцать саженей тлели костры из камыша или бурьяна. Изредка навстречу тащились телеги, санитары пЬдбирали на улицах трупы людей. Возле казарм Ушакдв, не распуская строй, объявил офицерам, так, чтобы слышали все матросы и мастеровые.
— Покуда не возвернусь от главного командира, из казарм ни единой души не отпускать. Разве что по нужде. Офицерам за сим строго блюсти сказанное.
Когда Ушаков вошел в кабинет Клокачева, тот даже не приподнялся. Только устало кивнул на приветствие, выслушал молча доклад, облокотился на стол, подперев сжатыми в кулаки ладонями подбородок.