Медленно, но верно наползала тень Степи на Конкордию – и вот сорок четыре года назад начались первые пограничные схватки. Может быть, останься Акепсий жив, он и сумел бы организовать отпор – но умер Акепсий не своей смертью, а наследники его оказались слабы и нерешительны. Впрочем, Авенезер проявил известную мудрость и осмотрительность: он не стал ни разорять Конкордию, ни подводить под свою руку, ни даже облагать данью; напротив, он провозгласил самую тесную дружбу, какая только может быть между странами… И все оставшиеся годы его правления принцип этот не нарушался. Но потом началась первая замять в Степи…
Санечка слушала жадно, будто пила воду после долгого бега. Она не понимала ещё, почему ей так невыносимо важно всё это услышать – но ощущала внутри сладкую, пьянящую лёгкость и окрылённость. Так чувствуют себя, уронив вдруг с плеч привычную, не замечаемую уже ношу.
Впервые высадиться в Мелиоре конкордийцы и степняки попытались двадцать лет назад, в первые годы правления Авенезера Третьего. Полторы тысячи кораблей, несущих по полторы сотни пехотинцев или по три десятка конников, достигли берега в устье реки Вердианы и безо всякого сопротивления захватили огромный плацдарм. Но дальнейшее продвижение замедлилось: проводники и кормщики не знали мелей и течений, местных ветров и топких мест. Объединившиеся перед лицом врага славы-отважники обоих семейств совместно с гвардией кесаря больше месяца вели партизанские действия против десанта, с великим трудом продвигавшегося в лабиринте болот и непроходимых зарослей, а тем временем хороборы строили укрепления в дефиле между рекой и отвесными Меловыми горами. И когда громоздкая семидесятитысячная (то есть уже растерявшая где-то половину состава), измотанная ежедневными мелкими схватками, дизентерией и кровососами армия вторжения выползла из болот и изготовилась к наступлению вглубь страны, она обнаружила перед собой семикратно меньшую, но абсолютно железную армию славов. И биться с нею нужно было на фронте в версту длиной, не имея возможности ни обойти, ни перегруппироваться…
Архистратиг Киндей, проявив редкую для степняка осмотрительность и смелость, дал приказ возвращаться на корабли. Отходящих отважники не били. Киндей отплыл на верную смерть. Его посадили на кол прямо на базарной площади Леопольдины, столицы Конкордии.
Стразу после победы в Мелиоре разразилась новая война, на сегодняшний день – последняя из больших. Началась она потому, что старший сын кесаря Радимира, Карион, обрученный с детских лет с Ириной Василидой, любимой племянницей генарха Вандо Паригория, получил в схватке с конкордийцами смертельную рану стрелой в спину – и умер через четыре недели. А закончилась эта война буйным походом азаха Дедоя по землям обоих семейств, невиданными казнями и пожарами, изменами и предательствами такими, что и вспомнить грешно, – и, наконец, захватом кесаря прямо во дворце в Столии, чудесным исчезновением буквально из самых лап бандитов маленькой кесаревны Отрады – и отчаянным ночным боем крошечного отряда гвардейцев, прошедшего от стен города до дворца, взявшего дворец и уничтожившего мятежника Дедоя и всех его ближайших клевретов…
На какое-то время воцарился не то чтобы мир – но ошеломление. Всё же до сих пор на кесаря никто не покушался. Это просто не могло прийти в голову никому из владетельных славов.
Поиски маленькой кесаревны не привели ни к чему. Её не оказалось ни среди живых, ни среди многочисленных мёртвых.
Больше года чародеи и ведимы пытались отыскать хотя бы след её. Но не было девочки нигде на лице земли…
Вместе с нею пропала и ведима Еванфия Хрисогония, нянька кесаревны. В ту страшную ночь видели их уже за воротами города, бегущими куда-то. И – на этом всё.
Саня долго смотрела на листок с портретом бородатого человека. Алексей, ведя рассказ, всё время дорисовывал портрет, и теперь Саня смотрела в глаза усталого и, кажется, начавшего отчаиваться, хотя по-прежнему сурового и очень сильного человека. Глаза эти были странно знакомы…
– Алёша, – сказала она. – Но ведь этого… Просто не может быть. Этому негде быть. Негде. На Земле не осталось мест…
– Да, это так. Но, видишь ли… Того, что ты называешь Землёй, – просто не существует.
Сколько времени жил на свете великий чародей Велес, не знает никто. Срок ему не был назван, и потому прожил он ровно столько, сколько сам пожелал. А если ему нравились какие-то годы, он мог проживать их по много раз…
Чаще всего дела его были странные и непонятные простым людям. Но и полезного он сотворил немало, а главное его деяние было: кузни. Сумел Велес так заговорить белые меловые камни, что в круге, ими выложенном, переставали гореть медь, железо и другие металлы. Поначалу таких кругов было семь, и лишь один из них находился в Мелиоре, близ древнего города Нектария, но прошли годы, и каждое село могло позволить себе иметь место, где выплавляется из руды металл и где из него, раскалённого и мягкого, ровными ударами изгоняется природное бесформие. Там он потом остывает и становится тем, к чему был предназначен: мечом слава, саблей азаха, копьём солдата, подковой коня, гвоздём и топором плотника, лемехом земледельца…
Сразу намного лучше стали жить люди и пришли просить Велеса сделать так, чтобы железо не горело не только в меловых кругах, но и по всему миру, потому что уж очень много дорогих предметов гибло в пожарах. Велес ответил им, что это непростой вопрос и следует сначала устроить такое в малом месте, а уж потом думать, переносить ли эти свойства в мир – потому что, наверное, Создатель что-то имел в виду, делая металлы горючими… И в пещерах, откуда брали люди заговоренный меловой камень, он создал подобие мира, населил его полупризрачными людьми и позволил им жить так, как они хотят. Век спустя велел он передать всем живущим, что никогда не станет переустраивать мир, ибо он и в таком виде достаточно хорош, – после чего стал готовиться к успению. Его погребли у входа в пещеры, а над гробницей другой великий чародей, Ираклемон Строитель, воздвиг белую башню, которая будто бы вытягивала из мира всеобщее зло и сбрасывала его в те подземелья… Впрочем, если судить по тому, что делалось и делается в мире, со своей задачей башня явно не справлялась.
Именно там, под башней, в подземельях, позже наречённых молвой Велесовой кузней, в странном подобии мира, и спрятал чародей Домнин Истукарий маленькую кесаревну с её нянькой-ведимой… Ибо уже тогда понимал, что за Дедоем стоит изменник и нарушитель Закона великий чародей Астерий Полибий.
– Понятно… Значит, она и есть я? Как странно…
– Не веришь?
– Не знаю. Слишком всё это… Просто. Простовато. Детские мечты. Проснуться принцессой. Смешно.
– Бывает…
Алексей встал, прошёлся по комнате. Саня так и сидела на кровати по-турецки, опершись локтями о колени и уронив голову в ладони, и следила за ним искоса, не поворачивая головы.
– Это не детские мечты, – сказал Алексей глухо, не глядя на неё. – Это война. Грязь и кровь. Очень много грязи и ещё больше крови. Почти наверняка – смерть. Возможно – мучительная смерть. Возможно – мучительная смерть в полном одиночестве… В грязной яме, в каменном мешке… И это не сказки. Всё более чем всерьёз. И тебе не дают выбора. Вернее, не так. Ты можешь остаться здесь. Я не знаю, сколько ты проживёшь. День или два. Даже если я буду при тебе безотлучно. Понимаешь? Если мы хотим… просто выжить… нам нужно карабкаться в гору. Образно говоря. Астерий не оставит тебя в покое, пока ты жива. Потому что только ты в состоянии лишить его могущества. И для него не имеет значения, хочешь ты это делать или не хочешь. Если можешь – значит, ты должна быть уничтожена. Точка.