– А? – сказал Сюняев, улыбнулся и подмигнул. – Молодец! Интересно, ты делаешь это инстинктивно, или осознанно?
– Что именно?
– Обихаживаешь мое самолюбие.
Я несколько смутился, но таки признался:
– Осознанно, Валерий Алексеевич. Имею задание стабилизировать ваше психическое состояние. Использую все доступные мне методы.
– Еще раз молодец! – произнес он удовлетворенно. – Глеб, способность отдать должное чужому дарованию – это очень важная черта личности. У меня она отсутствует. В силу своей завистливости, я подсознательно пытаюсь обесценить чужие достижения, и всякий раз ловлю себя на этом. И стыжусь – оттого и задираюсь. А ты вот – нет… Я все пытался понять, почему Валентина в тебя сразу вцепилась? Мгновенно! Ведь по характеру она – стерва. И Ольга моя – тоже стерва.
– Валерий Алексеевич, – воскликнул я укоризненно, – зачем же так!
– Глеб, – сказал он строго, – тебе следует научиться называть вещи своими именами. Я ведь не кричу об этом на каждом углу. Но мы с тобой – не чужие люди, и в приватной беседе можем не стесняться в выражениях. Эпитет, который мной был использован, имеет негативный оттенок, но я вовсе не имел в виду оскорбить наших дам, или как-то принизить их в твоих глазах. Стервозность характера, обычно, проистекает из стремления добиться своего во что бы то ни стало, вопреки всему. Такие люди всегда идут напролом, и очень часто обжигаются. Но они всегда знают, чего хотят, а значит, умеют ставить перед собой цели. Я тебе уже говорил, что начисто лишен этого качества, поэтому наш брак с Ольгой можно считать успешным. Она мной манипулирует, я пытаюсь капризничать, и, в целом, мы как-то уживаемся. Но я совершенно не могу понять, как ты уживешься с Валентиной! Ведь она если что-то вобьет себе в голову, будет тебя изводить до тех пор, пока не добьется своего. А ты, насколько я успел заметить, чужому влиянию практически не подвержен.
– Мне кажется, что вы преувеличиваете, – сказал я. – И потом, я человек бесхарактерный, то есть достаточно легко адаптирую свое поведение к характеру тех, с кем имею дело.
– Весьма сомнительный тезис, весьма!.. Ну, да жизнь покажет… Обращаю твое внимание, что у Пети стервозность в характере отсутствует начисто, между тем как функция целеполагания развита необычайно. Как это все умещается в одной натуре, и как функционирует, я понять не в силах! Единственное, что могу сказать: человечество определенно нуждается в разных вариантах характеров – оно не может состоять из однотипных людей. А почему?
– Ну, это-то понятно, – сказал я. – Были бы условия жизни одинаковы и неизменны во времени – и люди были бы одинаковые.
– А вот я так не думаю. Даже пчелы в одном улье различаются функционально, да и те же муравьи.., – Валерий Алексеевич не закончил фразу, отвлекшись на проходящую мимо даму привлекательной наружности, одежда которой умело подчеркивала именно то, что обычно вызывает повышенный интерес в такого рода дамах.
– Вы что же, намекаете на то, что у каждого человека от самого рождения есть свое предназначение, и характер к нему прилагается? – сказал я.
– Что? – Сюняев бросил на даму прощальный взгляд и повернулся ко мне. – Извини, я как-то рассеялся. Повтори свой последний тезис.
Я повторил.
– Как тебе сказать.., – он поджал губы и задумчиво покивал. – Лично мне эта мысль не близка. Я сторонник свободы воли, и свободы выбора своей стези. Да и вообще, всяческой свободы. Но жизнь, понимаешь, сама жизнь постоянно меня подталкивает к такому выводу.
– Да, против жизни не попрешь, – заметил я философски. – И где, по-вашему, записано это предназначение? В генах? В структуре мозга?
– В Книге бытия, – Сюняев прокашлялся. – Это, разумеется, шутка. Я не знаю, где это записано. Но представь себе на минуту, что мы с Петей обменялись положениями. То есть, условно говоря, я начальник – он дурак. Как бы ты расценил такую диспозицию с точки зрения здравого смысла?
– Вы, Валерий Алексеевич, ставите меня в неловкое положение. При любой оценке я должен кого-то признать дураком, но вы меня извините.., – я развел руками. – Тем не менее, эту диспозицию я оцениваю как нереальную.
– Вот видишь! – воскликнул Сюняев. – А ведь мы по жизни идем почти параллельными курсами. Он даже в свое время чуть было не женился на моей Ольге, и с моей стороны потребовались титанические усилия, чтобы нейтрализовать его устремления.
– Неужели! И как же вам это удалось? Ведь Петр Янович – отпетый интриган.
– Хе-хе… И на старуху бывает проруха… У Ольги была подруга, и в нужный момент я Пете ее подсунул вместо Ольги. Это была классически исполненная любовная интрига с переодеваниями. Татьяна действовала стремительно – Петя даже и пикнуть не успел!
– Не с тех ли пор Петр Янович исповедует принцип: "браки свершаются на небесах"?
– Еще бы! – буркнул Сюняев самодовольно. – Они теперь как с Ольгой встретятся, так и давай свои шашни вспоминать.
– Не могу поверить, что Петр Янович орудовал на два фронта!
– Ты о чем, – Сюняев озадаченно поднял брови. – А-а, понимаю… Нет, он почти мгновенно женился на Татьяне, а уже через год родился Вовка, так что Пете стало не до шашней. Шашни с Ольгой у него были до того. Я был третий лишний.
– Запутанная история, – произнес я многозначительно. – И я не понимаю, почему Валентина на целых десять лет моложе Владимира Петровича.
– Да потому что я на Ольге женился только спустя семь лет. Это сейчас она классная дама, а тогда была – оторви и брось! Поклонников – тьма, – Сюняев повел рукой, обозначая количество поклонников у моей будущей тещи. – Как только Петя женился, мы с Ольгой поссорились. Потом помирились. Потом в дело вступил Олег Олегович. Я имел с ним крупный разговор, и в присутствии третьих лиц он мне заявил, что пока его дочь не закончит образование, о замужестве не может быть и речи. Страсти накалились – рыдали все! Я, естественно, гордо удалился и вскорости оказался на марсианской орбитальной базе. Только через шесть лет, когда мы с Петром случайно столкнулись на Марсе в связи с одним происшествием, и он меня переманил к Спиридонову, я вернулся на Землю. Все уже быльем поросло, я совершенно успокоился, но однажды на вечеринке у Гирей появилась Ольга, и, как ты понимаешь…
– Понимаю, – сказал я.
– Вряд ли. Разумеется, мне пришлось ее провожать. Я повел себя нейтрально – дело, как говорится, прошлое, да и мы уже были не дети. А вот Ольга… Вообрази, с ней вдруг приключилась истерика, она рыдала, кляла на чем свет родителей, ну, и прочее… Я был ошеломлен и раздавлен. Но я полагал, что она просто выпила лишнего, и благополучно доставил в отчий дом, где очень интеллигентно побеседовал с ее матерью. Все вроде бы обошлось, однако через два дня Ольга явилась ко мне и… И в результате я женился. Клянусь, Глеб, я до сих пор не понимаю, что она во мне нашла? Ведь за шесть лет…
– Что же тут непонятного – любовь…
– …Зла – полюбишь и козла, – продолжил Сюняев. – Ты, вероятно, это имел в виду? А как ты полагаешь, возможна ли любовь в виртуальной среде? Ну, скажем точнее, какой-то ее аналог?
– Валерий Алексеевич, – сказал я с улыбкой, – вы неисправимы. Мне на ум приходит бессмертная фраза: "Она меня за муки полюбила, а я ее – за состраданье к ним". Только теперь я понял, о чем здесь идет речь.
– О чем? – заинтересовался Сюняев.
– О муках творчества и философского осмысления бытия.
– Должно быть, так, – он вздохнул. – Никаких иных достоинств у себя я не вижу. А этого – хоть отбавляй. Что до любви, то она, как я думаю, в любой среде связана с продолжением рода.
– И с наличием двух полов.
– А с чем связано наличие именно двух полов – мне неведомо, – Он опять вздохнул.
– Это понятно, – сказал я. – С муками творчества. Один пол мучается, второй вдохновляет на мучение.
– Как ни крути, а оно так, – согласился Сюняев.
Мы помолчали. И тут Валерий Алексеевич озадачил меня еще одним соображением в форме вопроса:
– Как ты полагаешь Глеб, цивилизации размножаются половым путем?
– Э-э.., – я воспользовался его же методом. – Вы как-то странно э-э… ставите вопрос.
– У нас, похоже, тот самый случай… Кстати, с продолжением рода у меня тоже были проблемы. Плод у Ольги лежал как-то не так, или пуповина не там прошла – я не понял. Я тогда вообще был невменяем. Когда я узнал, что предстоит операция.., – Сюняев махнул рукой, – Врачи пытались мне что-то втолковать, но тщетно…