Мне вообще, по роду деятельности, становятся известными такие факты, от которых волосы на голове становятся дыбом. Например, как можно, находясь в здравом уме и рассудке, отправиться в трехсуточный переход на селекаре, имея на борту запас кислорода на двое суток, и не имея в запасе никакой атмосферы? Какая любовь это выдержит? Когда я смотрел в карие очи деятеля, которого лишь чудом удалось найти среди лунных пейзажей, в моей голове вертелся только один вопрос: какой идиот выпустил этого идиота с Земли?! К слову сказать, он проработал на Луне три года и уже являлся отцом двух детей, которых только благодаря титаническим усилиям спасателей не оставил сиротами…
Кстати, уж не знаю почему, но именно на Луне, а еще точнее, на ее поверхности, чаще всего возникают ситуации типа "два любящих сердца в разлуке", или "третий лишний". Вероятно потому, что Луна – спутник влюбленных, а именно там проходят обкатку будущие покорители вселенной, сердца которых горят неугасимым пламенем.
Но это так, к слову…
Вернулся я, стало быть, с Луны, обремененный упомянутыми соображениями, и доложил начальству, что так, мол, и так, два трупа, плюс ребенок, которому уже не суждено появиться на свет. Петр Янович рассвирепел и принялся по видеофону крыть всех подряд лунных начальников. Говорилось многое, но основная суть сводилась к тому, что если дело обстоит именно так, как ему доложено (а он уверен, что именно так оно и обстоит), и не будут приняты меры к неукоснительному соблюдению, то он, Гиря, своей властью закроет к чертовой матери все лунные базы, и никакой Исполком Ассамблеи ему не помешает.
После всех этих бесед Петр Янович сильно расстроился и проявил склонность к философским обобщениям.
"Знаешь, Глеб, если эти недоумки мужского пола хотят гробить свои молодые и не очень молодые жизни – это, в конце концов, их личное дело. Но если при этом гибнут беременные женщины – это просто свинство! И грош цена такому освоению космоса. Пусть сначала ликвидируют все метеоритные лавины, создадут приличную атмосферу, насадят, где надо, сады и все такое прочее, как в свое время это сделал Господь, а потом уже вызывают своих любимых и занимаются продолжением рода. Надеюсь, я понятно излагаю?"
Я сказал, что вполне, усмехнулся наивности шефа, а потом имел глупость добавить сакраментальное "и более того".
Гире моя усмешка не понравилась. Он уставился на меня, выпучив глаза, и поинтересовался, что я имел в виду в придаточном предложении? Я сказал, что ничего особенного, и более того, я целиком и полностью поддерживаю любые усилия по насаждению садов везде, где это сочтут целесообразным. Петр Янович набычился и заявил, что иронизировать по поводу гибели людей – это свинство в квадратной степени, и терпеть это в своем присутствии он не намерен. Я, в ответ, заявил, что… В общем, сморозил глупость. Петр Янович, не будь дурак, ответил примерно тем же, но тоном выше. В общем, слово за слово, мы крепко повздорили, и он меня выпер словами: "пошел вон отсюда!"
Естественно, я хлопнул дверью. Немедленно за этим я ощутил себя полным мерзавцем. Что же касается Гири, то его я причислил к славному племени самодуров. Остальное человечество, в моих глазах, понизило свой статус до стада баранов. Настроение было испорчено на два дня вперед, и с этим настроением я отправился писать отчет по эпизоду.
Понятно, что ничего путного я в тот день не написал, а в конце дня Гиря через Сюняева вызвал меня в свой кабинет. Валерий Алексеевич сообщил, что Петр Янович полон решимости принести мне свои извинения "за свое э-э… неадекватное поведение", и поинтересовался, какова будет реакция? Я заверил, что вполне адекватная. Мы зашли в кабинет, где, в присутствии третьего лица в лице Валерия Алексеевича, Петр Янович извинился за свое глупое поведение во время предыдущего разговора, добавив, что впредь ничего подобного он не допустит ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах. Извинения я отверг, заявив, что извиняться следует мне, потому что он был прав на все сто, а я просто дубина. Случай действительно трагический, смешного в нем ничего нет, но мой характер таков, что я все воспринимаю под ироническим углом, к месту и не к месту.. А смеяться над людским горем – свойство подонков, каковым я и являюсь де-факто.
– Ага! – сказал Петр Янович и подмигнул Валерию Алексеевичу. – Это симптом!.. Ну и ладненько.
Валерий Алексеевич тактично удалился.
– Садись, Глеб, покалякаем, – сказал Гиря. – Я, конечно, был не прав, просто зло сорвал на тебе. Ты уж прости старика… Ну, что же это такое, в самом деле, ведь знали паскудники, что она беременна, не могли они ее как-нибудь.., куда-нибудь под землю засунуть, если уж выпроводить не удосужились. Ну, я этим говнюкам покажу!.. Извини… А ты молодец, растешь прямо на глазах. Оно конечно, почва хорошая, но и ты недурен. Угрожаешь вырасти во второго Сюняева, но пока тебе до него далеко. И вот, чтобы ты скорее рос и тянулся к солнцу, я решил помозговать с тобой в неофициальной обстановке. Формальный повод имеется. У меня тут Вовка прибыл из колец Сатурна, нужно отметить встречу, то есть, я имею в виду, обмыть. А у господина Кикнадзе – весьма кстати – появилось кахетинское. Где он его тут берет, я не знаю, но надо снять пробу. Возможно, где-то в окрестностях бьет источник, а мы опять не в курсе. Надо выяснить. Я понятно излагаю?
– Вполне, – сказал я.
Потом выдержал паузу и отчетливо добавил:
– И даже более того!
Петр Янович ухмыльнулся и буркнул себе под нос что-то вроде "хоть кол на голове теши".
– А господин Сюняев приглашен? – осведомился я.
– И даже более того. Штокмана и Карпентера, к сожалению, в городе нет, зато Валерий Алексеевич будут с супругой. Супруга у Сюняева – пальчики оближешь! Сказочной красоты женщина… Э-эх, если бы… Но это же надо разводиться с женой, потом вызывать Валеру на дуэль, и только потом… Нет, годы не те… Так как насчет картошки, дров поджарить? – Гиря заговорщицки подмигнул. – У Сюняева дочь – ах, какая дочь, клянусь моей мамой!
Последнюю фразу он произнес, копируя Кикнадзе, с грузинским акцентом.
Я сказал, что непременно буду, но надо одеть смокинг.
– А зачем смокинг? Все будут по-домашнему. Давай, вываливай, закрываю кабинет! Сейчас отправляемся в дальний поход, будем добывать вершки и корешки…
Смысл похода заключался в том, что мы через спецотдел Службы Доставки чуть ли не из самого Тбилиси добыли специи, то есть какую-то спецтравку и какие-то спецкоренья. "Зураб будэт мясо жарить!" – пояснил Гиря и подмигнул так, словно нам еще предстояло украсть барана. После этого мы пешком двинулись к его дому, но по дороге обнаружилась скамеечка, и Петр Янович предложил присесть, чтобы впоследствии явиться в самый разгар приготовления мяса, когда еще не поздно, но Зураб Шалвович уже закипает из-за отсутствия травки и корешков. Как дал понять Гиря, это положительно скажется на его кулинарных способностях, и, в целом, на желудке, обеспечивая выделение желчи, столь необходимой для правильного пищеварения и последующего усвоения. Чей желудок имелся в виду – Зураба Шалвовича, или самого шефа, осталось загадкой. Равно как и то, какое отношение желчь имеет к желудку.
На скамеечке Гиря немного посидел, молча щурясь на солнце, а потом спросил:
– Ты, Глеб, еще что-нибудь помнишь из этой науки?
Я не понял, о чем идет речь, и пожал плечами.
– Ты ведь математик и изучал всякие там статистики. Что-то тут осталось? – он дотронулся до головы. – Не все вылетело?