И я задал вопрос, который Маяковскому, вероятно, показался если не бестактным, то весьма наивным:
— Чего же вы ждали, Владимир Владимирович? Что на выставку придут Сталин, Ворошилов?
Ответ последовал вполне для меня неожиданный:
— А почему бы им и не прийти? Отметить работу революционного поэта — обязанность руководителей советского государства.
Или поэзия, литература — дело второго сорта? Сталин принимает рапповцев, без них ничего существенного не делается…
Что я мог сказать Маяковскому? Я не знал, как относятся к нему руководящие деятели партии тех лет, в частности Сталин. И главное, я вовсе не был уверен в том, что Владимир Владимирович прав и государственные деятели обязаны оказывать внимание поэту.
Тогда, если не ошибаюсь, еще не принято было награждать писателей орденами за достижения в литературе. Правда, орденом Красного Знамени был награжден Демьян Бедный. Но то Демьян и за Гражданскую войну.
В течение всей беседы мне очень хотелось задать Маяковскому один вопрос, но я никак не решался, опасаясь чрезмерно острой реакции. Наконец я набрался духу:
— Владимир Владимирович, если вы так не жалуете рапповцев, воюете с ними, почему вы вступили в РАПП?
Маяковский ответил спокойно:
— Не путайте РАПП и рапповцев, людей и принципы. Меня ничто не разделяет с партией, с революцией. Этот путь мне никто не навязывал, я давно его выбрал сам. И если партия считает, что РАПП ближе всего выражает ее взгляды и приносит пользу — я с РАППом. Время надвигается острое… И позднее, — вдруг добавил он. — Вон служащие ресторана расходятся.
Маяковский поднялся и зашагал к гардеробу. Мы вышли во двор. Светало, надвигалось утро. Мы отправились к Малой Дмитровке. На углу стояли извозчики.
— Поедем, — предложил я Владимиру Владимировичу.
— Нет, я, пожалуй, пройдусь пешком. Мы распрощались, я уехал. Больше я Маяковского не видел.
Утром 14 апреля мне домой позвонил сотрудник «Вечерней Москвы»:
— Маяковский застрелился.
В частном разговоре Менжинский сказал наркому иностранных дел Чичерину: «ОГПУ обязано знать все, что происходит в Советском Союзе, начиная от политбюро и кончая сельским советом. И мы достигли того, что наш аппарат прекрасно справляется с этой задачей».
Менжинский имел все основания гордиться своей работой. За восемь лет он создал разветвленную систему органов госбезопасности, подавил крестьянские волнения в период коллективизации, успешно провел громкие процессы над «вредителями» и сформировал сильную разведывательную сеть за рубежом.
Менжинский, в отличие от своего предшественника, понял, что надо служить лично генеральному секретарю. При Менжинском высший командный состав ОГПУ при назначении на должность стал утверждаться в партийной канцелярии. Сотрудники госбезопасности тоже проходили чистку, как и все остальные члены партии.
С началом коллективизации оказалось, что ОГПУ не располагает достаточным аппаратом на селе. К концу жизни Менжинского аппарат госбезопасности резко увеличили.
В политбюро знали, что представляют собой любимые ими органы, пишет Олег Хлевнюк. В 1931 году Молотов говорил: «До сих пор есть постоянные дежурные ГПУ, которые ждут, когда можно будет привлечь того или иного специалиста к ответственности. Ясно, что в таких случаях создают дело».
Сталин говорил еще жестче: «Не надо допускать, чтобы милиционер был техническим экспертом по производству… Не надо допускать того, чтобы на заводе была специальная контора ОГПУ с вывеской, где сидят и ждут, чтобы им дела подали, а нет — так будут сочинять их…»
Эти выступления не публиковались.
Вячеслав Рудольфович Менжинский умер от сердечного приступа 10 мая 1934 года на даче «Шестые Горки» в Архангельском. Ему было шестьдесят лет.
14 мая под гром артиллерийского салюта урну с его прахом захоронили в Кремлевской стене.
Не так давно историки отыскали постановление политбюро, которым президиуму ЦИК СССР поручалось «организовать специальное помещение в Институте Мозга с соответствующим оборудованием для хранения слепков, иллюстративного и научно-исследовательского материала мозгов умерших выдающихся деятелей Союза, находящихся в Институте».
В этом списке Менжинский на первом месте. Уже за ним шли народный артист республики Леонид Витальевич Собинов, французский писатель Анри Барбюс, Циолковский, Маяковский, академик Иван Петрович Павлов…
Преемника Менжинскому Сталин выбирал необычно долго. Только через два месяца после смерти Менжинского его кресло получил Генрих Григорьевич Ягода. Это была последняя смена руководства органов госбезопасности, которая прошла спокойно и тихо. Впоследствии каждый новый хозяин Лубянки уничтожал и своего предшественника, и его клевретов.