В понедельник вечером за Дженнифер началась слежка. Сведения, полученные ФБР в течение лета, вызвали все возрастающее беспокойство. Она встречалась и приглашала на свои вечеринки с полдюжины правительственных чиновников, имевших доступ к таким секретам, которыми хотелось бы обладать любому врагу. У ФБР не было никакого повода подозревать их в невольном сообщении какой-либо информации, тем более в измене. Однако поскольку Дженнифер очаровывала людей все более и более важных, ясно было, и ФБР с тревогой думало об этом, куда направлены ее стремления. Вполне понятно, что если она была контролируемым агентом врага, то она несла с собой всякие неприятности и представляла серьезную опасность.
Все еще имевшиеся у ФБР сомнения кончились в конце сентября, когда следившие за ней агенты последовали за Дженнифер в Нью-Йорк, где у нее была тайная встреча. 26 сентября, взволнованная своим предстоящим первым личным свиданием, Дженнифер вылетела из Вашингтона сразу после работы. Зарегистрировавшись в нью-йоркском отеле, она поехала на такси в Куинз; в восемь часов вечера она стояла на перекрестке 56-й улицы и Вудсайд Авеню и гадала, как будет выглядеть Жозе. От каждого проходящего мужчины она ждала пароля: "Добрый вечер, Мэри". Прошло пятнадцать минут, больше этого времени ей не положено было ждать; Жозе не появился. Из большого желания все-таки дождаться его, она задержалась еще на двадцать минут, перед тем, как оставить всякую надежду и попытаться встретиться через неделю, 3 октября — данная ей ранее запасная дата.
В следующую субботу она прибыла на перекресток в 7 часов 59 минут вечера и услышала, как сзади произнесли: "Добрый вечер, Мэри". Рогелио Родригез Лопез, человек, которого она увидела, был советником кубинской делегации при Организации Объединенных Наций и нисколько не был похож на того тайного агента, которого она себе рисовала. Это был невысокого роста плотный мужчина. Он немного изменил свою внешность перед свиданием: одел темные роговые очки и гладко зачесал назад волосы, которые обычно рассыпались в полном беспорядке. Жизнь и работа в Нью-Йорке держали его в сильном напряжении, и он производил впечатление постоянно нервничающего и потеющего человека, для которого каждый шаг был борьбой. Дни он проводил в ООН, ночи посвящал агентам, а в выходные дни искал тайники и места для встреч. Он мог свободно передвигаться в радиусе двадцати пяти миль от ООН. Это усложняло и без того существовавшие трудности, а семья его страдала от чувства клаустрофобии. Он и его жена все время боялись антикастровских кубинских эмигрантов, которые, не колеблясь, избили бы его при встрече.
"Я — Жозе. Разрешите предложить Вам коктейль", — сказал Родригес, введя Дженнифер в ближайший бар. Он стал расспрашивать о ее жизни в Вашингтоне и обо всех знакомых мужчинах. Записывая, он прерывал ее лишь для того, чтобы уточнить написание упоминаемых ею имен. "Я в ужасно подавленном состоянии, — сказала Дженнифер в заключение. — Я нахожусь в Штатах уже девять месяцев и не вижу, чтобы я что-нибудь сделала".
"Мэри, Вы великолепны, — заверил ее Родригес. — У Вас есть теперь база, очень крепкая база. Нельзя ожидать чудес, свершающихся за одну ночь. Мы уже волновались за Вас. Почему Вы не отправили донесения в июле, как было договорено?"
"Жозе! Я отправила!" — воскликнула Дженнифер.
"Мэри, Вы уверены?" — спросил Ридригес, глядя ей в лицо. Почти скороговоркой и очень выразительно рассказала Дженнифер о том, как написала, завернула и положила в условленном месте донесение: "Я не лгу Вам!"
Родригес жестом попросил говорить ее тише. "Я верю Вам, но мы не нашли его. Может, пакет смыло дождем; может, какое-нибудь животное стащило его, не знаю. Во всяком случае, то, что Вы можете сделать, настолько важно, что мы решили не рисковать. Слишком опасно встречаться с Вами на территории Соединенных Штатов. С этого дня мы будем поддерживать связь вне США. Постарайтесь провести отпуск в Испании. 28 декабря будьте в отеле "Авенида" в Мадриде. Жозе позвонит Вам и даст новые инструкции".