Для того, чтобы пройти в референтуру в Мексико-Сити, офицер шел по узкому коридору и нажимал на кнопку зуммера, открывавшего дверь в приемную и сигнализирующего часам о его приближении. На другом конце комнаты была стальная дверь с глазком, через который рассматривали входящего.
Все выходящие наружу окна референтуры были зацементированы, чтобы не допустить наблюдения действующими на дальние расстояния электронными или фотографическими приборами. Офицеры КГБ жаловались, что без доступа солнечного света и свежего воздуха внутри было всегда темно, затхло и сыро. Они были недовольны еще и тем, что в этом "подземелье" запрещалось курить.
Референтура никогда не закрывалась, и в течение последующих лет Нечипоренко приходил туда во все часы дня и ночи. Это было единственным в Мексике местом, где он чувствовал себя в полной безопасности и мог свободно говорить о своей работе.
В Москве Нечипоренко было сказано, что жена его должна "выручать" в работе посольства. Он не понял тогда, что она будет работать полный рабочий день. Поскольку КГБ не позволял принимать на работу ни одного мексиканца, большинство жен советских сотрудников должны были работать секретарями, заниматься картотекой, быть телефонистками или мелкими администраторами.
Когда посольство устраивало прием, вывешивался список работ для жен. Некоторые играли роль гостей, другие прислуживали, а третьи работали на кухне. Нечипоренко пришлось сообщить жене, что на первом приеме в Мексике она будет прислуживать. После ухода гостей он и другие мужчины ждали, пока их жены помоют на кухне посуду.
Нечипоренко узнал вскоре необходимые правила безопасности, единые для всех русских в Мексико-Сити. Он понял, что КГБ считал это посольство одним из своих четырех или пяти самых важных вне Советского Союза, и как таковое оно представляло безграничные профессиональные возможности. Он энергично принялся использовать их.
Его работа в референтуре началась изучением некоторых операций КГБ против Мексики. Это показало ему, что КГБ был не столько заинтересован в сборе информации о самой стране, сколько — вербовкой агентов, способных повлиять на мексиканскую политику и вызывать беспорядки. В 1959 году ему почти удалось привести к застою нескольких важных отраслей мексиканской экономики. В тот год КГБ подкупил профсоюзного лидера Деметрио Валлейо, чтобы парализовать национальную железнодорожную сеть забастовками, без разрешения на то профсоюзов. Пойманный во время встречи с офицерами КГБ Николаем Ремизовым и Николаем Аксеновым Валлейо признался, что получил от них миллион песо (80 000 долларов) для организации забастовок.
Нечипоренко видел, что теперь КГБ пытался определить женщин-агентов на секретарские должности в особо важных правительственных учреждениях. Он также стремился заслать в Министерство иностранных дел агента, который мог бы воздействовать на назначение мексиканских дипломатов по всему миру. Еще более зловещей операцией КГБ была попытка создать свою собственную полицейскую силу, состоящую из продажного бывшего полицейского чиновника и уволенных со службы полицейских. С их помощью он намеревался собирать сведения для шантажирования мексиканцев, для запугивания антикастровских кубинских эмигрантов и для исполнения "мокрых дел".
Нечипоренко предстояло принимать участие во всех этих операциях. Однако его главным заданием было проникновение в университеты и вербовка студентов для подрывной деятельности в будущем. Предполагаемые кандидаты часто намечались через коммунистическую партию или Институт по мексикано-русскому культурному обмену. Директором последнего был советский атташе по делам культуры, сотрудник КГБ; он финансировался КГБ; его текущие дела велись подобранными КГБ мексиканскими коммунистами. Институт публично занимался распространением советской пропаганды и устраивал собрания сочувствующих коммунистам. Тайно он исполнял другие функции. Разбросанные по ьсей стране филиалы Института являлись для сотрудников КГБ удобным предлогом для поездок в любой район Мексики. Молодежь, привлеченная фильмами, книжными выставками и бесплатными уроками русского языка оценивалась КГБ. С теми, которые казались особенно многообещающими, связывались потом и предлагали им стипендии в Московском университете дружбы народов им. Патриса Лумумбы, где КГБ мог вербовать их для подрывной деятельности.