"Вы можете обсудить наш разговор с Вашим отцом, если хотите, — сказал сотрудник КГБ. — Однако больше Вы никому не должны упоминать о нем, ни Вашей жене, ни матери. Вы можете обдумать все в течение нескольких дней, но мне было бы приятнее услышать о Вашем решении сейчас".
"Мне оказана большая честь предоставлением возможности служить советскому народу, — ответил Сахаров. — Я принимаю ваше предложение и торжественно обещаю всегда стремиться быть достойным этого".
Это было все очень просто. КГБ несомненно заметил Сахарова, используя своих сотрудников и осведомителей при институте. Однако не было никакого исследования его прошлого, никакого изучения его идеалов или стремлений, никакой попытки выяснить, о чем он думает на самом деле. Причиной этого недосмотра был тот факт, что КГБ оказывал семье Сахарова большое доверие. Его отец был курьером Министерства иностранных дел, что в Советском Союзе является работой куда более важной и значительной, чем на Западе. На протяжении двадцати лет он успешно доставлял советские секреты по всему земному шару, одновременно оказывая КГБ множество полезных услуг. Как следствие, у него было большое количество влиятельных друзей из КГБ в Москве и многих иностранных столицах. Более того, дядя Сахарова был заместителем директора архива при Министерстве иностранных дел; его дедушка, не раз награжденный полковник Красной Армии, работал в Центральном Комитете. Теща его была кремлевским психиатром, которой доверялось лечение руководителей партии; ее отец был начальником концентрационного лагеря для политических заключенных, еще одна важная должность в Советском Союзе. КГБ было известно также, что ближайшими друзьями Сахарова были сыновья самых высокопоставленных сотрудников. Все у него было идеальным — его воспитание, прошлое и окружающая его среда, образование и применение всего на практике. Он представлял собой квинтэссенцию Нового класса.
Семья Сахарова, начиная с раннего детства, внушала ему, каковы ценности и цели этого класса: приобретение и сохранение особых привилегий, материальной собственности и общественного положения. Семья осторожно руководила им в выборе товарищей, дабы он не общался ни с кем из нижестоящих. Допускались дети крупных партийных работников, сотрудников КГБ и должностных лиц; отнюдь не дети врачей, инженеров и рабочих. В детстве, знакомясь с новым возможным товарищем, Сахаров первым делом спрашивал: "А кто твой отец?" Его семья без всякого стеснения баловала его заграничными вещами, символом высокого положения. Его отец, имея дипломатический паспорт и высокопоставленных друзей, имел постоянный доступ к долларам и западным товарам. Проданные в Москве, эти доллары превращались в целое состояние в рублях, а оставшиеся он расходовал на приобретение по дешевой цене западных товаров в особых магазинах, принимавших только твердую валюту. Уже в раннем возрасте Сахаров выяснил, что услуги можно купить ценой заграничных вещей. Однажды он сопровождал отца в лабораторию КГБ. скрытую в старом доме на Садовом кольце, чтобы исправить магнитофон фирмы Ай-Би-Эн. Отец роздал техникам КГБ в качестве вознаграждения парксровские ручки и ронсоновскис зажигалки.
Фактически все. что было в удобной квартире Сахарова, расположенной возле американского посольства, пришло из-за границы. Большая часть мебели была скандинавской; холодильник — финский, пылесос — фирмы Гувер, стереопроигрыватель — Филипс, телевизор — фирмы Эр-Си-Эй, радиоприемник — фирмы Грундиг, душевая головка — от Серса Ребак. "Нескафе" было первым кофе, который попробовал Сахаров; его первая сигарета была марки "Уинстон", а первое виски — "Уайт Хоре" ("Белая лошадь"). Его парадный костюм был куплен у братьев Брукс, а любимый твидовый пиджак — в английском магазине в Копенгагене. Он хвастался коллекцией более, чем в пятьсот американских пластинок, любимыми из которых были пластинки Стэна Кентона, Глена Миллера, Кан-нонболл Аддерли, Фрэнка Синатры, Дейва Брубека и Пегги Ли.
Со всей этой роскошью отец Сахарова привозил также чудесные рассказы о Западе, особенно о Вашингтоне, который любил. "Там бы я хотел прожить свою жизнь, — говорил он своему сыну. — Это город по моему вкусу — тихий, красивый, приветливый. Люди живут в своих собственных коттеджах. Если им хочется куда-нибудь поехать, они просто садятся в свои машины и едут". В 1960 году, вернувшись из поездки в Вашингтон, он заметил: "Америка — самая счастливая страна в мире. Это написано на лицах людей. Что бы тебе ни говорили, я видел это своими глазами".