В тот же день было опубликовано и заявление Секретариата ЦК КП РСФСР. Он также выступил за созыв высших представительных органов СССР.
Секретариат ЦК КПСС принял постановление, согласно которому рекомендации шифрограммы, отправленной 19 августа, были признаны недействительными. Основанием послужило постановление прокуратуры о прекращении уголовного дела, возбужденного в отношении всех членов Секретариата ЦК, за исключением О.С. Шенина.
В прокурорском документе говорилось: «Участники Секретариата ЦК при обсуждении вопросов, связанных с образованием ГКЧП, были введены в заблуждение Шениным и дезинформированы им о состоянии здоровья Президента СССР, об истинных обстоятельствах отстранения его от власти. Текст шифрограммы, направленный местным парторганизациям, на Секретариате не голосовался. Решение о ее направлении фактически было принято одним Шениным. При получении объективной информации 22 августа 1991 г. постановлением Секретариата ЦК КПСС рекомендации шифрограммы от 19 августа 1991 г. признаны недействительными».
Во второй половине дня продолжилось заседание Президиума Верховного Совета СССР. Вел РН. Нишанов. Слова попросил А.И. Лукьянов. Сообщил, что решение об образовании ГКЧП застало его врасплох, он не согласился войти в его состав. Настоял на том, чтобы коллегия Министерства обороны приняла решение о выводе войск из Москвы. Только вчера ему предоставили возможность встретиться с Горбачевым. Так что совесть его чиста.
Затем выступил председатель Комитета Верховного Совета по законодательству Ю.Х. Калмыков.
— В Президиум Верховного Совета, — объявил он, — поступило представление Генерального прокурора СССР о том, что им 21 августа возбуждено уголовное дело по факту заговора с целью захвата власти в стране.
С учетом изложенного и руководствуясь статьей 37 Закона о статусе народного депутата СССР, Генпрокурор просил согласия на привлечение к уголовной ответственности и арест народных депутатов СССР Бакланова, Стародубцева, Болдина, Варенникова, Шенина.
Нишанов спросил, дает ли Президиум Верховного Совета согласие. Ему ответили: «Да».
— Тогда принимаем решение, — произнес Нишанов.
Объявлена информация: с санкции прокурора РСФСР Степанкова арестованы Крючков, Язов, Янаев и Тизяков. Павлов находится в лечебном учреждении.
На Лубянке — первое после «путча» заседание коллегии КГБ СССР. По словам тогдашнего председателя КГБ РСФСР В. Иваненко, заместитель Крючкова Агеев сказал: надо дать «телеграммку», что подчиняемся закону, прекращаем деятельность КПСС.
Рассказывая о том заседании два года спустя, Иваненко сказал: он уже не помнит точно, что сам говорил, но начал осторожно. Его заместитель Владимир Поделякин взорвался:
— Да о чем мы говорим! Первый вопрос, который надо ре шить, — отставка всех членов коллегии, потом — об ответственности каждого!
В этот момент Иваненко отозвали к телефону.
«Звонил Силаев, — вспоминал Иваненко. — “Ты что там сидишь с этой недобитой бандой!” Я ответил, что обсуждаем вопрос, как им уйти в отставку и реформировать эту систему. “Приезжай немедленно, мы и с тобой сейчас разберемся”. Меня возмутило — в ответственный момент сбежал, а сейчас осмелел».
Иваненко имел в виду известный случай, когда в ночь с 20 на 21 августа ожидался штурм «Белого дома», Силаев покинул его. А остальные остались.
Как их арестовывали
Из Фороса он летел в самолете Горбачева. Борт совершил посадку в аэропорту Внуково-2 в два часа ночи с 21 на 22 августа.
«И тогда нам по рации сообщили, — пишут в своей книге “Кремлевский заговор” В. Степанков и Е. Лисов, — что Крючков находится в этом же самолете, но во втором салоне, и, следовательно, нет никакой нужды куда-то его водить, можно провести арест прямо у трапа. Когда мы с Баранниковым, Иваненко и двумя оперативниками подошли к самолету, там уже встречали президента, но нам некогда было смотреть, как это происходит, мы торопились к выходу из второго салона.
Оттуда спустили запасной трап, узенькую такую лесенку с перилами. И вот по ней, поддерживаемый сопровождающим, появился Крючков. Он был в очень подавленном состоянии.
Даже наше сообщение о том, что против него российской прокуратурой возбуждено уголовное дело, не вызвало с его стороны какой-нибудь сильной ответной реакции. Он только спросил: “А почему Россия?” — и когда ему объяснили, что так решено в соответствии с законом, он ничего не возразил, кивнул и сказал: “Ну, хорошо”».