11 октября 1991 года в интервью газете «Известия» Шебар-шин пытался ответить на этот сложный вопрос. «Об этом можно только догадываться, — сказал он. — Я думаю, по каким-то признакам я не внушал ему доверия. У меня возникали, а в последнее время довольно часто, расхождения с нашим бывшим председателем по оценке ситуации в Советском Союзе, по оценке роли и перспектив КПСС. Наверное, все это Крючков учитывал. Мне кажется, что некоторые мои выступления на совещаниях руководства КГБ не соответствовали концепциям Крючкова. Возможно, этим объясняется, что я не был осведомлен».
Утром 23 августа Шебаршин перебрался в теперь уже бывший кабинет Крючкова. Вчера он понял, что без председательского пульта прямой связи в огромном комплексе зданий обойтись невозможно. Поручил зампреду В.Ф. Лебедеву вылететь в Вильнюс, где сложилась угрожающая обстановка. Отдал распоряжение освободить из Лефортовского следственного изолятора активистку «Демсоюза» Валерию Новодворскую. Толпа требовала выпустить.
На 10.30 назначил совещание руководящего состава. Главный вопрос: как жить дальше? Сразу же пришли к согласию, что надо департизироваться. «Ни одного голоса против, и секретарь парткома Н.И. Назаров — за. Тут же готовится приказ по КГБ — конец партийной организации». В скобках Шебаршин пометил: «“Органы КГБ — это вооруженный отряд партии”, - долбили мы десятками лет, пытались последние три-четыре года делать вид, что и лозунга такого не было, а теперь распрощались с некогда руководящей и организующей силой нашего общества».
Совещание продолжалось. Говорили о необходимости структурной реорганизации, о защите дел и агентуры, об обременительности войск КГБ, вредности резкого сокращения штатов. Между тем не прекращала поступать информация о том, что в городе опечатывают райкомы КПСС и райотделы КГБ, а милиции по-прежнему не видно.
Наконец подошли к наиболее болезненной теме: ответственности руководства КГБ за события 19–21 августа. Решили создать комиссию.
Шебаршин в своих дневниковых записях заключает в скобки большой абзац: «Быка за рога, а точнее, присутствующих за горло берет заместитель председателя КГБ СССР В.А. Поделякин. Напористо, с чувством огромной внутренней убежденности он говорит, что совещание уходит в сторону от самого главного вопроса — о кадрах. Надо вывести из состава коллегии тех, кто активно участвовал в деятельности ГКЧП. Известно, что первый заместитель председателя Г.Е. Агеев давал указание шифроорганам не пропускать телеграммы КГБ РСФСР. Возразить нечего, Агеев не только это указание давал. Да и многие другие чувствуют, что виноваты не виноваты, а отвечать придется. В нашем государстве распространена презумпция, что рыло в пуху у каждого».
Пересказав суть дискуссии, Шебаршин заметил: «Поделякин внес в нее тревожную персональную нотку, проявил открытую принципиальность революционных времен. Пахнуло холодком, как из подвальной двери».
Решили выступить с заявлением, в котором коллегия КГБ отмежевывалась от действий своих руководителей и осуждала их соучастие в путче.
Получив информацию снаружи, что обстановка накаляется и горячие головы не отказались от сумасбродной идеи штурмовать КГБ, решили разойтись. Личный состав получил приказ покинуть здание, опечатав сейфы и двери, остаться на местах лишь начальникам подразделений и заместителям; искать поддержки у московских властей и милиции, оперативную картотеку вывезти на временное хранение за город.
И тут звонок Горбачева:
— Появитесь у меня через полчаса!..
Шебаршин прибыл в Кремль в 14 часов. В приемной сидели Моисеев, Силаев и Бакатин.
Первым вызвали Моисеева. Через полминуты вышел:
— Я больше не заместитель министра обороны и не начальник Генерального штаба.
Пригласили Шебаршина. В комнате, где раньше заседало Политбюро, — Горбачев, Ельцин, главы республик. Горбачев:
— Я назначаю председателем КГБ товарища Бакатина. Отправляйтесь сейчас в комитет и представьте его.
По словам Шебаршина, он испытал такое облегчение, что начал улыбаться:
— Большое спасибо! Сегодня ночью буду спать спокойно.
Горбачев:
— Ну, спать спокойно еще рано.
В дневнике снова скобки, и в них запись: «Пропускаю это мимо ушей и лишь потом начинаю улавливать в этом зловещий оттенок».
В 15 часов Бакатин прибыл на Лубянку. По правую руку усадил Шебаршина. Сделал жест в его сторону: