Тем не менее Горбачев решил не скрывать информацию о происшедшем инциденте. О нем Бакатин рассказал на заседании Президиума и на сессии Верховного Совета СССР. Присутствовал и Ельцин.
По словам Бакатина, не найдено подтверждения того, что на Бориса Николаевича было совершено нападение («отпустил машину, шел пешком, его нагнали, надели мешок на голову и сбросили с моста в реку»). Ельцин, которого Горбачев попросил дать объяснение, сказал, что это была шутка: «Это моя частная жизнь. Претензий к МВД у меня нет. Никакого нападения не было. Никаких заявлений я не делал».
Подробностей того, что все-таки там произошло, от Бакатина не дождались. Ни перед выборами Ельцина на президентский пост, когда Бакатин тоже баллотировался в президенты, ни после того, как Ельцин освободил его от должности председателя КГБ.
В августе 1991 года Бакатин отказался входить в состав ГКЧП. Перед первым его заседанием 19 августа в 10 часов утра зашел к Янаеву, чтобы спросить, действительно ли Горбачев болен.
Экс-генпрокурор России В. Степанков приводит в своих воспоминаниях фрагмент из показаний Бакатина на допросе в качестве свидетеля после ареста членов ГКЧП:
«В разговоре Янаев был очень возбужден, курил, ходил по кабинету. Янаев объяснил, что его привезли ночью, два часа уговаривали и он вынужден был подписать документы. С президентом, какой выразился, “полный трибунал”. Когда спросил, как это понимать, он сказал, что президент в полной прострации, не отдает отчета своим действиям, страшно болен. Я еще раз сказал, что не верю этому, что лучше прекратить это безобразие, что я в этом участвовать не буду. Он просил меня остаться, не уходить. Но я ушел, написал заявление о своем отношении к созданию ГКЧП и передал его в тот же день через секретаря в приемную Янаева».
На заседании Конституционного суда России 12 октября 1992 года, будучи допрошенным в качестве свидетеля по «делу КПСС», сказал, что после августа 1991 года стал председателем КГБ «волею какой-то странной судьбы». Ему было поручено осуществить три задачи в этом ведомстве: дезинтеграцию, децентрализацию и деидеологизацию.
— Вы назвали события августа 1991 года авантюрой… Они не имели оснований на успех или по другой причине? — спросил судья Б.С. Эбзеев.
— Не имели оснований на успех, — ответил Бакатин.
— Вы разделяли или разделяете марксистско-ленинскую идеологию? — задал вопрос профессор В.С. Мартемьянов.
Бакатин:
— Я думаю, что могу не отвечать на этот вопрос.
В тот же день, 23 августа 1991 года, Горбачев, кроме Бакатина, произвел еще несколько назначений.
Рассказывает маршал авиации Е.И. Шапошников, назначенный министром обороны СССР:
— 23 августа меня пригласили в Кремль. К Горбачеву. Вхожу. Там, значит, вся «девятка», «9+1». Горбачев довольно сдержанно приказывает: доложите, что вы делали 19–21 августа. Коротко рассказал. «Мы так и думали, — говорит Горбачев. — Предлагаем вам пост министра обороны».
По словам Шапошникова, это было как снег на голову. В общем, немая сцена. Прошло несколько секунд.
— Горбачев повернулся к «девятке»: «Какое мнение?» Ельцин говорит: «Назначить министром!» Горбачев тут же пригласил Моисеева. Говорит: «Шапошников назначен министром обороны, вы поступаете в его распоряжение, должность начальника Генерального штаба передайте генералу Лобову». Моисеев сказал: «Михаил Сергеевич, я подлостей не совершал…» Но Горбачев тут же прекратил разговор. На другой день Моисеев подал рапорт об увольнении из вооруженных сил. Я подписал этот рапорт на имя президента, и президент его уволил…
В день, когда состоялось назначение, Шапошников получил звание маршала авиации (был генерал-полковником авиации) и вышел из КПСС (был членом ЦК КПСС).
Во время августовских событий Шапошников не поддержал ГКЧП, выступил на стороне Ельцина. Заявлял, что готов направить на Кремль эскадрилью бомбардировщиков, чтобы уничтожить засевших там гэкачепистов.
Начальник Генерального штаба генерал армии Михаил Алексеевич Моисеев тоже, как и Шебаршин, пробыл в должности и.о. министра обороны одни сутки. Тщетно пытался доказать Горбачеву, что не совершил никаких противоправных действий. Наоборот, успокаивал звонивших ему Руцкого, Лубенченко, что никакого штурма не будет.
— Я ведь предлагал Кобецу: мы — выводим войска, вы — разбираете баррикады, — рассказывал он журналистам. — Еще не было решения коллегии министерства, а Калинин и Золотов получили команду убрать с площадей технику. Да ведь и трагическая гибель трех молодых москвичей произошла, когда была блокирована колонна техники, которая шла к месту сосредоточения, чтобы покинуть город. Если бы она не была блокирована, вообще бы не было никакого кровопролития…