— Надо дождаться заключения Комитета конституционного надзора, — произнес Горбачев. — Чтобы все шло цивилизованно, демократическим путем.
Шенин не выдержал:
— С вами все давно ясно.
Горбачев остановил и Болдина, пытавшегося довести до сведения президента, что правительство и Верховный Совет против принятия не обсужденного ими нового Договора, нетерпеливо потребовал:
— Конкретнее давайте.
Болдин, по его словам, начал выдавать конкретику. Он ведь окончил Тимирязевскую сельхозакадемию, был редактором «Правды» по отделу аграрно-промышленного комплекса. Начал говорить о необходимости принятия чрезвычайных мер в ряде районов во время уборки урожая и для стабилизации экономики — те самые варианты, которые по поручению Горбачева готовились на случай критического состояния дел.
Однако его реакции не последовало. Он думал о чем-то другом и неожиданно спросил, распространяются ли меры чрезвычайного положения на действия российского руководства. Когда услышал «нет», успокоился.
— Все, что вы предлагаете, лучше осуществить демократическим путем, поэтому я советую как можно сделать то, что намечается.
«Дальше пошел спокойный и деловой разговор, — отмечает Болдин, — смену тональности которого я не сразу понял.
Михаил Сергеевич деловито говорил о том, как нужно решать предлагаемые вопросы, пояснял, почему он занимает такую позицию.
— Вы подумайте и передайте товарищам, — говорит он. Пожимая на прощание руки, добавляет:
— Черт с вами, действуйте».
Сказал, как истинный атеист: «Черт с вами…» Вообще-то в таких случаях в народе принято говорить: «Бог с вами…» Но это в народе, а сказала-то власть.
Что на самом деле стояло за этой напутственной фразой? Как ее нужно было понимать? Как одобрение или пренебрежение? Впрочем, есть и другая формулировка сказанного им: «Черт с вами, делайте, что хотите, но доложите мое мнение». И всем пожал руки.
Она в том же ряду, что и другая произнесенная им после возвращения загадочная фраза:
«А всего вам я никогда не расскажу».
М. Горбачев: «Что это за визит, не согласованный со мной?» (продолжение)
Протокол допроса Горбачева в качестве свидетеля зафиксировал иную тональность разговора. Ее приводит в своей книге экс-генпрокурор Степанков. На вопрос следователя: «Они документов никаких не представили?». Горбачев ответил отрицательно.
«Нет, документы мне не предъявлялись. Чувствовали они себя неуютно. Я определился — это же предатели. Разговор с моей стороны шел с ними жесткий, эмоциональный. Начали уговаривать, что я устал, у меня много работы, заговорили о здоровье, эту тему продолжил Бакланов. Я напомнил, что на 20 августа назначено подписание Союзного договора. Последовал ответ: “Подписания не будет”».
Следователь задал уточняющий вопрос:
— Это сказал Бакланов?
«Да, Бакланов, — подтвердил Горбачев. — Он же сказал: “Ельцин арестован". Потом поправился: “Будет арестован в пути”. Это был, наверное, элемент шантажа, давления. Бакланов заявил мне примерно следующее: “Михаил Сергеевич, да от вас ничего не потребуется. Побудьте здесь. Мы за вас сделаем всю грязную работу”. Молчал долго Болдин. Стоял у окна, у меня за спиной, а затем тоже вышел вперед, высказался. Вижу: договоренность была — все должны сказать, все должны быть повязаны. Я еще раз повторил, что ни на какие авантюры не пойду, никому полномочий не передам, никакого указа не подпишу».
О.Д. Бакланов: «Полчаса рассказывает про свою ногу…»
Из интервью интернет-газете «Фонтанка, ру», 2011 год:
— Мы хотели убедить его, что подписывать такой договор втихую нельзя, что надо обсудить его с товарищами, хоть у него в Форосе, хоть в Москве. Но Горбачев сразу заявил: «Даже если мне ногу отрежут, все равно поеду подписывать». А потом начинает ныть, как он плохо себя чувствует. Полчаса рассказывает про свою ногу. Как он шел, как его вдруг кольнуло. «Вы же видите, я еле сижу. Никуда с вами ехать я не в состоянии». Хорошо, если еле сидишь, предложи нам остаться, вызови остальных — поговорим. Так нет же.
Тем не менее каждый доложил состояние дел в вверенном ему направлении. Везде — бедственное. Особенно в партии. Короче, приперли Горбачева. Он и сказал: «Черт с вами! Делайте, что хотите! Но знайте мое мнение… А если нужен Верховный Совет, собирайте Верховный Совет». И заседание Верховного Совета было назначено на 26 августа. Конечно, это была глупость с нашей стороны. Надо было его собирать немедленно.