Три дня заточения были для меня самым тяжелым испытанием в жизни, имели серьезные последствия для близких».
А вот несколько строк Крючкова: «После отлета группы настроение у Горбачева было нормальное, на вечер он заказал приключенческий фильм. На просмотре фильма был со всей семьей, затем — ужин с винами по его заказу. В общем, все как обычно. Видимых перемен в настроении Горбачева, в распорядке его отдыха и режима в последующие дни охранявшие его сотрудники также не заметили».
И еще: «К отключению телефонной связи он отнесся довольно спокойно, как к шагу, продиктованному заботой о его “имидже”, желанием предоставить ему возможность побыть как бы в стороне до того дня, когда в стране воцарится элементарный порядок и людям будет предложена программа выхода из губительного кризиса. Вся его личная охрана осталась при нем, никаких ограничений в передвижении не было. О своих дальнейших планах он не распространялся. Тот факт, что к нему приехали из Москвы посоветоваться, говорил о многом, ничто не угрожало его личной безопасности. Последнее для него было определяющим».
Не могу не привести и ответ бывшего председателя КГБ РСФСР В. Иваненко на вопрос: «Вы считаете, что Горбачев действительно был в изоляции, без связи?» «Думаю, если бы он захотел, он бы связался, — сказал генерал. — В Форосе множество видов связи, в конце концов — с нарочным. Охранники бы его послушали. Он просто выжидал, чья возьмет. Уверен, когда с ним 18 августа велась “беседа”, это был разговор товарищей по партии с критикуемым, “заблудшим товарищем”. Разговор в своем узком кругу. У него ситуация была беспроигрышная: победят эти — он сохраняет шанс вернуться, и Ельцина уже не будет, победят другие — он жертва».
Но есть и другие мнения. Из дневника Р. Горбачевой, опубликованного 20 декабря 1991 года в «Комсомольской правде». «19 августа, понедельник. Около 7 часов утра Анатолий и Ирина по транзистору (волна не “Маяка”, кажется, “Всемирной службы новостей” или Би-би-си) уловили сообщение: создан Государственный комитет по чрезвычайному положению, в отдельных регионах страны введено чрезвычайное положение. Передают призыв комитета к соотечественникам, обращение к государствам мира, содержание указа о выделении 15 соток земли на каждого человека… И “в связи с болезнью Президента СССР и невозможностью выполнять им свои функции его полномочия берет на себя вице-президент Янаев”. Значит, все документы были уже готовы…»
Возможно, были и готовы. Но на допросе он утверждал, что их ему не предъявляли, он их не видел, разговор велся в устной форме. В общем, кому что и как запомнилось. Или что и как хотелось запомнить…
Здесь уместно привести отрывок из интервью командира Балаклавской бригады пограничных сторожевых кораблей капитана 1-го ранга И.В. Алферьева «Комсомольской правде» (28.08.1991): «Откровенно говоря, ночь выдалась для нас беспокойной. Некоторое облегчение я почувствовал лишь 19 августа, когда в 11.30 получил донесение от капитана третьего ранга Михаила Крикунова, командира корабля, который стоял в непосредственной близости от берега, что президент вышел на пляж. Действовал сигнал: пляж в рабочем состоянии».
Полдень 19-го и после него. ГКЧП
В 17 часов в пресс-центре МИД СССР началась пресс-конференция Г.И. Янаева, О.Д. Бакланова, Б.К. Пуго, В.А. Стародубцева, А.И. Тизякова.
Первым слово предоставили Янаеву. Он объявил, что приступил к временному исполнению обязанностей Президента в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым обязанностей Президента СССР — на основании статьи 127 (7) Конституции СССР.
(Здесь следует отметить, что к началу пресс-конференции ГКЧП располагал документом, подтверждавшим состояние здоровья Горбачева. Вот что он пишет в своей книге «Жизнь и реформы»: «Все-таки медики пошли на сделку с совестью и выдали текст, который вроде бы свидетельствовал об ухудшении моего здоровья в связи с обострением болезни 16 августа 1991 года. Пакет был направлен Плеханову в 17.00 19 августа 1991 года. Словом, вооружили заговорщиков “аргументами” перед печально знаменитой пресс-конференцией».)