Цвигун молча кивнул, вытащил ручку и размашисто поставил свою подпись, так и не прочитав документ.
— Вы поступили разумно, генерал, — улыбнулся Юджин, пряча письмо во внутренний карман пиджака. —
По сути дела, в вашей жизни не изменится практически ничего. Вы останетесь на своей должности, при уважении и авторитете. Скажу вам больше: увидев, что вы прекратили свои интриги, к вам станет относиться значительно лояльнее даже председатель КГБ…
— Я обязан выслушивать ваши разглагольствования, молодой человек? — с глухой ненавистью в голосе осведомился Цвигун. — Или могу идти?
— До свиданья, господин Цвигун, — Юджин чуть склонил голову. — Желаю себе и вам никогда больше не встречаться. Во всяком случае, в этой жизни…
В машине Цвигун хмуро посмотрел на Хорвата и спросил:
— Как долго я отсутствовал?
— Девятнадцать минут, — ответил Атилла. — Я уже собирался выходить…
— Девятнадцать минут… — с отсутствующим выражением пробормотал Семен Цвигун. — А ощущение такое, словно жизнь прошла. Поехали, товарищ Хорват. Завтра у меня много работы…
Эпилог
МОСКВА. ЖИЛОЙ ДОМ ЦК КПСС НА КУТУЗОВСКОМ ПРОСПЕКТЕ. КВАРТИРА Ю. В. АНДРОПОВА
Май 1978 года
Я проснулась, потому что увидела сон: будто я сплю в номере отеля «Мэриотт» (где? в Нью-Йорке? Сан-Пауло? Амстердаме?). Причем точно знаю, что никого в номере нет. Но моя щека все время ощущает тепло чьей-то ладони. Приятное, покойное… Я понимаю, что хорошо быть не может, что вот-вот я проснусь, и вновь начнется круговерть с тоской, неопределенностью, страхом… Но в душе царит совершенно беспричинное спокойствие, и я словно со стороны вижу по-идиотски безмятежное выражение собственного лица, как в детстве, когда я засыпала накануне 1 мая с единственным желанием: чтобы завтра наступило как можно раньше, чтобы я могла выбежать на улицу и увидеть толпы нарядных людей с лозунгами, знаменами, портретами, нескончаемой рекой текущие под уханье духовых оркестров куда- то вдаль, в бесконечность… Конечно, я знала, чья рука согревает мою щеку, просто не думала об этом. Меня буквально растворяло ОЩУЩЕНИЕ покоя. Господи, неужели человек, навсегда уходящий в ДРУГОЙ мир, испытывает нечто подобное? Неужели это спокойствие и умиротворенность души и тела и есть то самое вознаграждение за перенесенные страдания, боль и муки? Неужели в этом мире все-таки существует справедливость?..
А потом тепло у щеки исчезло.
И я тут же вскочила с раскладушки, поставленной впритык со скособоченной кушеткой мамы, как ужаленная. Мы проговорили с ней всю ночь и заснули только на рассвете, когда завывание электричек на станции оповестило неугомонных жителей Мытищ, этой старейшей ночлежки Москвы, о наступлении нового рабочего дня. Мама гладила меня по щеке и плакала. Я несколько раз тряхнула головой, пока не убедилась, что все это не сон.
— Почему ты плачешь, мама?
— Не обращай внимания. Это со сна.
— Со сна зевают, а не плачут.
— Смотря какой сон.
— Что-то случилось, мама?
— Тебя к телефону.
— Который сейчас час?
— Без десяти семь.
— Ты не могла сказать, что меня нет?
— Я столько раз признавалась в этом, что сейчас, когда ты есть, просто не могу. Извини, дочка…
— Кто это?
— Я не знаю. Мужской голос. Очень вежливый. Попросил тебя к телефону. И еще извинился за ранний звонок…
Накинув на ночную рубашку выцветший халат мамы, я непослушными ногами вышла в коммуналку моего далекого детства, в которой за последние двадцать лет ничего не изменилось. Мрачный коридор с серо-голубыми заплатами двух десятков дверей по обе стороны уже начал пробуждаться от спячки, напоминая о себе неповторимыми звуками и запахами беспокойного, гремящего, утреннего быта.
Над ввинченным в облупившуюся стену черным телефонным аппаратом красовалась сделанная химическим карандашом надпись: «Костыль, ты умрешь!» И хотя я точно знала, что ко мне лично эта суровая угроза никакого отношения не имеет, ставшее уже привычным чувство страха ядовитой змеей вползло куда-то под грудь и вольготно расположилось в давно уже облюбованной нише. Больше всего меня путало жуткое предчувствие, что змея страха была беременна…
— Я слушаю вас…
— Валентина Васильевна?
Голос был мужской, приятный и незнакомый.
— Да, это я.
— Доброе утро!
— Доброе.
— Я звоню вам по поручению Юрия Владимировича Андропова…