— Я — с тобой? — Витяня покосился на меня и снова уставился на Матвея. — Ты считаешь, что нам есть о чем разговаривать?
— Почему же нет?
— О жизни, о любви?
— Да мало ли…
Витяня подождал, пока молчание в комнате отстоялось.
— Хорошо, — согласился он наконец, укладывая пистолет Матвея в карман, — поговорим. Ты, кстати, зачем сюда пожаловал?
— Не понял! — Тополев поджал губы.
— Ну, ты ведь не опер, Матвей. Ты же у нас аналитик с большой буквы. А тут вдруг на дело вышел… Или в немилость попал, а?
— Да нет, Мишин, по тебе соскучился.
— Надо же… — удивился Витяня. — Жаль, что встреча будет недолгой.
— А вот на это особенно не рассчитывай.
— Почему, Матвеюшка?
— Потому что живым тебе отсюда не выйти.
— Неужели? — задумчиво пробормотал Мишин. — На что ж и говорить тогда?
— Все равно сидим, — Тополев осторожно пошевелился в кресле. — Так что скажешь?
Витяня предостерегающе повел стволом.
— Вы должны меня отпустить. Навсегда. Под стопроцентные гарантии. Тебе передали насчет досье?
Тополев кивнул.
— Такой провал среди латиносов вы не переживете. Документ, естественно, в надежном месте. Хочешь — свяжись с Москвой, хочешь — решай сам.
— А бумаги, — усмехнулся Матвей, — ты, конечно, отдашь нам, сняв предварительно копии?
— Не смертельно. Смените явки, перетасуете людей. За три недели управитесь. А мне этого времени хватит, чтобы исчезнуть. Вы меня не знаете, я вас не знаю. Думай, подполковник!
Матвей опустил голову, щеки его налились кровью.
«Дурак ты, Мишин, — размышляла я, переводя взгляд с одного на другого. — Дурак, если готов поверить, что этот гад выпустит тебя живым. Что-то между вами есть еще, помимо служебного интереса. Что-то такое, чего Матвей тебе в жизни не простит. Ты думаешь, он сейчас в голове шифровку Андропову лепит? Ни фига подобного, он думает только, как бы получить передышку, извернуться, ускользнуть. А там…»
— Хорошо, — хрипло пробормотал Матвей. — Я передам твои условия в Москву. Что дальше?
— А ничего! — Витяня пожал плечами. — Если они будут приняты, я исчезну.
— Где гарантии, что наши люди будут в безопасности?
— Не будь идиотом, Матвей, — губы Витяни искривились в усмешке. — Я с такими клиентами отношения не порчу. Себе дороже.
— А если придет отказ?
— Все равно уйду, хоть и без комфорта. Но это война, Матвей. И в ней я за твою перхотную башку и пятака не дам. Ты же знаешь, с аналитиками у меня разговор короткий.
— Пугаешь, Мишин?
— Ввожу в курс дела.
Матвей снова опустил голову.
— Как с тобой связаться?
— А очень просто, — беспечно сказал Витяня. — Я живу в номере напротив. Сейчас я в нем запрусь. Входить в номер имеет право только наша общая знакомая, — он кивнул на меня. — Только одна и только с поднятыми руками. Она и передаст мне ваш ответ. Собственно, он не может быть отрицательным. Променять одного, пусть даже очень насолившего агента почти на всех «кротов» в Европе и Латинской Америке?.. Нет, не верю я в такой вариант.
«И совершенно зря, кретин!» — подумала я про себя, однако от комментариев вслух решила воздержаться.
— Хорошо, — Матвей поднял голову. В его глазах уже загорелся привычный блеск. Он даже перевел взгляд на меня и изобразил на лице некое подобие улыбки. Это, надо понимать, было благодарностью за то, что я честно довела до его сведения свою беседу с Витяней в поезде.
Мишин между тем повернул ключ, выглянул в коридор и, видимо, удовлетворенный осмотром, сделал шаг из комнаты. Повинуясь движению его руки, я и Матвей поднялись со своих кресел и медленно пошли к открытой двери. Витяня пересек коридор, покрытый потертой ковровой дорожкой, и толкнул дверь номера напротив.
— Я жду до вечера, Матвей. Потом уйду. И смотри… ты меня знаешь.
Он отступил в глубину комнаты. Дверь резко захлопнулась, дважды повернулся в замочной скважине ключ.
Мы остались стоять у моего семнадцатого номера, где только что разыгралось увлекательное представление, после которого, по моим понятиям, жизнь Витяни Мишина потеряла всякую цену. Замешательство длилось несколько секунд. Затем Тополев повернулся ко мне:
— Теперь молчи, — прошептал он, — и делай только то, что я прикажу. Если хочешь жить. Шутки кончились, ясно?
Я машинально кивнула.
— Стой здесь и смотри, чтобы он не вышел. Если выйдет, запрись у себя. Поняла?