— Ты что-то декламируешь, Вэл?
— Ага. Сонеты Шекспира в обработке Дзержинского.
— Может, тебе нехорошо?
— А, ерунда! — я махнула рукой, чуть было не снесла со стойки тяжелую пепельницу и залпом опрокинула содержимое второго стакана. На этот раз водка уже не казалась мне такой обжигающей. Она опустилась внутрь очень мягко, как снежинка на варежку.
— Ты знаешь, что такое неологизм, Юджин?
— Разновидность чизбургера?
— Действительно не знаешь или придуриваешься?
— Побойся Бога, Вэл, я из Висконсина!
— А я из Мытищ! Вот это встреча! Очень приятно познакомиться, товарищ!
— Вэл, русский я изучал не в колледже, а на кухне, пока мама готовила завтрак!
— Как живете, штат Айова, да?
— Ты, девушка, уже совсем пьяная.
— Но оч-чень счастливая.
— Не преувеличивай. Ты очень пьяная и в меру счастливая.
— Ага! Я обладатель кубка мира по достижению счастья и опьянения одновременно. Кстати, это как раз то, что у русских всегда плохо получалось…
— Ты все перепутала, Вэл. Именно это у русских всегда получалось хорошо.
— Господи, до чего ж ты тупой, Юджин!.. — я хотела показать ему на пальцах, насколько он туп, смахнула-таки со стойки злополучную пепельницу и с изумлением увидела, как Юджин, подхватив ее на лету, водворил на прежнее место. — Русские для того и пьют, чтобы хоть на пару часов стать счастливыми. А у меня оба этих процесса — счастия и пития — в данный момент протекают па-рал-лель-но! Понял?
— Понял! А при чем тут неологизм?
— А-а… — сама себе я уже давно велела закрыть пасть и умолкнуть наконец, но слова вылетали из меня помимо воли. — Давай, выпьем еще по одной, солнышко мое ненаглядное, и я тебе все складно так объясню…
— Может, поедим что-нибудь?
— Завтра, товарищ, завтра!
— О’кей! Завтра так завтра. Бармен, еще…
Не дожидаясь уточнений, басистый балерун поставил перед нами очередную пару стаканов.
— Ну, есть такие образы, которых нет… которых не может быть… — я протянула руку за выпивкой и ошеломленно обнаружила, что промахнулась почти на пол метра.
— Почему? — с улыбкой спросил Юджин, вкладывая стакан мне в руку и для верности сжимая вокруг него мои одеревеневшие пальцы.
Я глотнула и поморщилась. Теперь водка уже не опускалась внутрь, как снежинки на варежку. Она тяжело падала в желудок, точно здоровенные булыжники, вывороченные из мостовой озверевшими от социально-политического негодования массами.
— Потому что этого быть просто не может!
— Понял. Очень доходчиво объяснила.
— Издеваешься, начальник?
— Интересуюсь.
— Чем?
— Какие образы?
— Ну, например, как тебе такое выражение — «Рожденные Октябрем»? Не в октябре, а — Октябрем. Все с большой буквы и без запятых. И посмотри, Юджин, никто ведь даже не задумывается, что у этого самого Октября, как, впрочем, и у других месяцев года, нет яйцеклетки и родить он никак не может…
— О чем ты говоришь, Вэл?
— О революции в сознании.
— В чьем сознании?
— Юджин, скажи, ты меня уважаешь?
— Бесконечно, шеф!
— Тогда отвези меня куда-нибудь, где есть душ, зубная паста и постель. Желательно с подушкой…
После этой исторической фразы я отключилась.
36
Амстердам. Отель «Кларин»
1 января 1978 года
…Открыв глаза и боясь пошевельнуться, я мучительно долго вспоминала, кто я, где я и, главное, что со мной? Классические примеры амнезии, о которых я когда-то читала в медицинской и детективной литературе, явно не подходили к моему случаю. Потому что чувство свободы и какой-то внутренней легкости было при мне. Я помнила, что все кончилось хорошо, следовательно, о памяти в целом тревожиться было нечего. Но вот что именно кончилось хорошо и откуда эта легкость, я вспомнить не могла. И потому предположила самое ужасное — что попала в автокатастрофу и теперь, со множественными переломами конечностей и черепа, лежу в больничной палате, упакованная в гипсовый корсет. Ощущение усиливалось идеально белым потолком над головой, даже без намека на родные трещины и облупленную штукатурку.
— Эй! Что пьют в России с похмелья?..
Заложив руки за спину, Юджин стоял возле моей кровати и очень напоминал студента-медика, впервые попавшего в анатомический театр.
— Мужчины или женщины? — хрипло спросила я, радостно сознавая, что вспомнила почти все.