— Может, расскажешь что-нибудь?
— Что тебя интересует? — не отрываясь от дороги, спросил он.
— Ну, во-первых, откуда эта роскошная машина и шмотки?
— Мир не без добрых людей, — философски сказал Витяня. — Вот и нам помогли.
— Кто мы сейчас?
— Супруги.
— И когда успели? Пока переодевались?
— Ты обратила внимание на номер машины?
— Нет.
— Эта машина — дипломатическая. Она приписана к посольству Франции в Праге.
— Стало быть, мы?..
— Я! — поднял указательный палец Мишин. — Я — советник атташе по культуре. А ты — моя жена.
— И документы у нас в порядке?
— А как же! Все чин-чинарем. Как у людей.
— Так чего ты нервничаешь? Дипломатический иммунитет нам обеспечен. Или нет?
— Понимаешь, подруга, — Витяня прикурил от вмонтированной в панель зажигалки. — Есть люди, которые не умеют читать по-французски. Даже несмотря на то, что это — признанный мировым сообществом язык дипломатии. И не потому, что не могут, нет. Эти люди как раз все могут. Они просто не хотят читать. Задание у них такое: коли встретите кого подозрительного — забудьте все языки, кроме русского. В худшем случае недоразумения будут улажены позже и — не вами. Понимаешь, о чем я?
— Где мы сейчас находимся?
— Стратегически — в заднице.
— А тактически?
— На территории Чехословацкой Социалистической Республики.
— И куда едем?
— В Румынию.
— Куда?
— Что тебя так удивило? — пожал плечами Мишин. — Красивая страна, берег Черного моря. Не сезон, правда…
— А почему не в Австрию?
— А почему в Австрию?
— Мишин, если не хочешь говорить — заткнись. А если говоришь, то не считай меня идиоткой, ладно?
— Границы перекрыты наглухо, Валентина. — Витяня повернулся ко мне и пожал плечами. — Особенно с капстранами. Так что, подруга, про родину Моцарта забудь. Не для нас эти роскоши.
— Витяня, а почему мы не можем доехать до Праги?
— А кто тебе сказал, что мы до нее не доедем? Хочешь полюбоваться на Пражский Град?
— Там ведь тоже есть посольство Франции!
— Там много посольств, подруга. В том числе советское. Но понимаешь, какая незадача: ни одно из них не признает в нас своих граждан, не говоря уж о том, что кто-то будет здорово удивлен появлением нового советника атташе по культуре, да еще и с очаровательной супругой…
— Понятно, — кивнула я, чувствуя, как мое хорошее настроение улетучивается вместе с дымом Витяниной сигареты куда-то за окно, в пустоту. — Значит, документы фальшивые…
— А ты думала, что эту машину и шмотки нам прямо из Парижа перегнали? Что протокольный отдел французского посольства только и делает, что выписывает удостоверения своих сотрудников беглым агентам КГБ? А посол Франции визирует их перед аперитивом, дабы не испортить отношения с русскими?
— Объясни мне, Мишин… — я вытащила из его пачки сигарету и закурила. — Гигантские пространства, суверенные страны и везде, абсолютно везде — эта страшная рука, эта неограниченная власть, это чувство страха… Словно мы находимся на каком-то малюсеньком пятачке, где каждый наш шаг контролируется радарами? Почему?!
— А-а, — криво усмехнулся Витяня, — кажется, ты на практике начинаешь постигать, что такое «железный занавес» в том варианте, как его задумал Усатый. Ты, дурочка, хоть и считаешься работником идеологического фронта, всю жизнь думала, что коли тебе торжественно вручают заграничный паспорт и позволяют поправить пошатнувшееся здоровье на одном из курортов в братской стране социализма, ты, стало быть, вольная птица? Укатываешь за бугор, чирикаешь по-французски и вообще погружаешься в западный образ жизни? Так вот, ни хрена подобного, подружка! Весь этот долбаный социалистический компот с главами государств и партийными лидерами, с договорами о дружбе и взаимопомощи, с обменом культурными и спортивными делегациями — он и есть гигантский концлагерь, огороженный колючей проволокой, по которой пропущен весь ток энергосистемы «Дружба». Такой закрытый и суровый лагерь, какой и Гитлеру не снился! И все в нем разделено на блоки, и каждый из них связан с центральным пультом, а там начальник сидит и распоряжается, что сегодня нужно венграм и без чего запросто перебьются болгары. Разница между этими блоками есть, но небольшая: в одном лучше кормят, в другом — приличнее одеваются, в третьем можно позволить себе обматерить лидера коммунистической партии. Или рабоче-крестьянской. Или социалистической — значения принципиального не имеет. Но не более того. Мы везде, подруга! Везде, понимаешь?! Мы, русские. Так всегда было. И еще долго будет. Граница на замке, за высокой стеной. И попробуй нос из-за этой стены высунуть хоть на миллиметр! Либо отстрелят, либо откусят. Потому-то нас все так и ненавидят! И увидишь, подруга: придет день — и они отыграются. Так отыграются, что… — Витяня махнул рукой.