— Куда же он ее дел, товарищ полковник?
— Хороший вопрос, Щерба, — неожиданно ласково улыбнулся Терентьев. — Очень хороший. Дело ему предстоит нелегкое. Тот самый случай, когда баба с возу — кобыле легче. Верно?
— Так точно, товарищ полковник! — Щерба почувствовал, как буквально на глазах возвращается к нему хорошее настроение.
— Да ему так и сподручнее. Одному проще до явки добраться, машиной с надежными номерами обзавестись и так далее. А потом уже — за ней, за родимой. Стало быть, на то время, пока он свои дела сделает, надо ему свою спутницу куда-нибудь припрятать. Вопрос — куда? Понимаешь, сука, что придумал! — Терентьев вновь вскочил и возбужденно зашагал по толстому ковру, устилавшему почти весь кабинет. — Он ее прячет в самом людном месте, среди людей! Ну не в подворотню же он ее засунул!
— Она там, на Ратушной площади, — тихо сказал Щерба.
— Думаю, что так и есть… — Терентьев вернулся за стол заседаний, пинком развернул стул, сел на него верхом и пристально взглянул на майора:
— Вот тебе и шанс, Щерба. Хороший шанс вылезти из того говна, в котором ты измарался там, в Польше. Поезжай в центр, сынок, и приведи-ка ты мне эту бабенку. Сыщешь ее — все забуду! И Воронцов меня в этом поддержит, можешь не сомневаться! И вопрос о твоем продвижении тоже рассмотрим. Засиделся ты в Восточной Европе. Пора и к буржуям съездить с синим паспортом. Так сказать, с дипломатическим иммунитетом. А?
— Понял, товарищ полковник! — Щерба вскочил и вытянулся. — Все понял.
— Ну и молодец, что понял. Только будь осторожен, — Терентьев, подперев подбородок ладонью, задумчиво посмотрел на подчиненного. — Мишина знаешь — не буду рассказывать о нем и характеристики давать. Так вот, Щерба, не торопись ее брать. Помни: Мишин без мадам этой никуда не денется. Придет за ней как миленький. При любом раскладе. Задание у него такое, иначе давно б ее бросил — вон как прижали! Так вот, Анатолий, этот сучонок мне тоже нужен. Разговор у меня к нему есть. Мужской разговор, один на один… — Веки Терентьева отяжелели и почти прикрыли глаза. — Привезешь обоих — будешь подполковником. В течение недели будешь. Слово Терентьева даю.
— Я понял, товарищ полковник. Все сделаю как надо. Можете быть уверены: без них не вернусь.
— Тогда ступай… — Терентьев снизу вверх глянул на атлетическую фигуру майора. — Все в тебе хорошо, одного не хватает.
— Чего именно, товарищ полковник?
— Удачи. Обыкновенной чекистской удачи. Вот вето я тебе и желаю, Щерба. Иди, время дорого…
9 января 1978 года
Не знаю, бывал ли Витяня Мишин когда-нибудь в этом ресторане или определил мое временное укрытие наудачу, однако выбор его оказался хорош: я с порога оценила два несомненных плюса этого роскошного заведения — здесь было темно и тепло. То есть темно не настолько, чтобы продираться на ощупь, но достаточно, чтобы лица посетителей воспринимались нечетко, словно мазки писарровской «Манифестации на Монмартре».
— Добрый вечер, мадам! — сбоку от меня выросло нечто слоноподобное во фраке. Весь обзор практически занимало сплошное лицо — белое, без каких-либо признаков растительности, и до неприличия приветливое. Говорило оно на английском.
— Вы в состоянии сказать то же самое по-французски? — спросила я тоном ближайшей родственницы Жискар д’Эстена.
— Уй, мадам, натюрель! — в исполнении бескрайнего лица метрдотеля, на мытье и бритье которого, наверняка уходила уйма времени, французский прононс выглядел еще более экзотично. — Весь наш персонал говорит по-французски. Возможно, мадам заметила надпись у входа: «Французский ресторан»… — Это было сказано с достоинством и гордостью, точно каждый чех или словак сызмала предпочитал пиву и кнедликам деликатесы французской кулинарии. — Так чем могу служить, мадам?
— Усадите меня в каком-нибудь укромном местечке… — я улыбнулась вымученной улыбкой вконец обессилевшей от голода женщины. — Так хочется порой поесть без свидетелей…
Метрдотель сделал приглашающий жест. Указующий перст Большого Лица был направлен куда-то в даль овального зала с вдавленным посередине эллипсом небольшой эстрады. Со всеми церемониями, приличными баронессе в изгнании, я была препровождена к столику на двоих, усажена в томном одиночестве (конечно, лицом ко входу, как завещал, уходя, великий Мишин), обложена несколькими томами меню и ненадолго оставлена в покое для подбора соответствующих настроению блюд и вин. Время, оставшееся до подхода чинного, как сибирский золотопромышленник, официанта, я посвятила изучению обстановки в зале, но людей, которые могли бы вызвать активное подозрение, не обнаружила, хотя ассортимент был довольно широк: в этот поздний час в самом сердце Праги чревоугодничало человек шестьдесят, не меньше.