— Будем надеяться, — пробормотал Андропов.
Миновав границу Большого кольца, Тополев
прибавил газ. Какое-то время оба молчали, каждый думал о своем. Доехав до указателя с надписью «Международный аэропорт Шереметьево», Тополев еще раз взглянул на часы и вжал педаль газа до пола. Стрелка спидометра прыгнула за цифру 130, и машина с форсированным двигателем понеслась сквозь ночь. Тополев включил дальний свет, который выхватил из тьмы контуры каких-то складских помещений и одинокую фигуру милиционера, стоявшего на обочине с поднятой рукой.
— Что? — спросил Андропов, услышав, как его помощник чертыхнулся себе под нос.
— Гаишник... Вышел заработать на бутылку...
— Ты циник, Матвей. Он, может, вышел, чтобы выполнить свой долг в борьбе за безопасность движения?
— Как же, — хмыкнул Тополев, — в такую ночь только об этом и думает родная ГАИ. Будем останавливаться, Юрий Владимирович?
— Езжай!
Не снижая скорости, Тополев промчался мимо отскочившего милиционера и взглянул в зеркальце.
— Связывается по рации? — не поднимая головы, спросил Андропов.
— Естественно. Ушли от останавливающего жезла. Теперь уже бутылкой не отделаешься...
— Впереди еще есть пост?
— Да, на подъезде к Шереметьеву.
— Черт, который час?
— У нас десять минут, Юрий Владимирович. А вот, кстати, и препятствие...
Впереди уже вырисовывались подсвеченные изнутри контуры Шереметьевского аэропорта. Дальний свет «Волги» четко выхватил в заснеженной мгле внушительный контур памятника герою-освободителю в офицерской шинели и белой портупее, возвышавшийся на середине шоссе, — ноги широко и уверенно расставлены, правая рука поднята вверх, подбородок гордо вздернут и как бы символизирует непоколебимость советской власти. На обочине притулилась канареечно-желтая машина ГАИ с мигающими сине-красными огнями.
— На капитана нарвались! — усмехнулся Тополев. — Может, остановим, а, Юрий Владимирович?
— Некогда, — буркнул Андропов, не меняя бесстрастного выражения лица.
Тополев продолжал путь. Расстояние между машиной и капитаном неумолимо сокращалось, однако мужественный офицер ГАИ и не думал освобождать проезжую часть. Мало того, в руках у него появился мегафон:
— Водитель «Волги» номер 33-18 МОС, немедленно остановитесь!
...Капитан буквально выпорхнул из-под колес, когда Тополев уже поверил было, что этот балбес решил совершить ратный подвиг в мирное время ради посмертной медали «За отвагу». Сработал, видимо, инстинкт самосохранения.
Сворачивая к служебному отсеку аэропорта, Матвей бросил взгляд назад и увидел мчавшуюся вслед за ними машину ГАИ.
— Останови, — приказал Андропов. — Я выйду здесь. Тебе, чтобы разобраться с этим остолопом, ровно минута. Потом догонишь меня. Понял?
— Так точно.
— Выполняй, — с этими словами председатель КГБ вышел из машины и направился в одноэтажное здание поодаль от основного комплекса аэровокзала. А еще через несколько секунд рядом с «Волгой» взвизгнула тормозами машина ГАИ.
— А ну выходи, пока я тебя на месте не пришил! — трубным басом взревел капитан с пистолетом в руках. Он рванул на себя водительскую дверь «Волги» и схватил Тополева за плечо: — Кому сказал, урод, выходи!
Матвей спокойно взглянул в налитые кровью капитанские зенки и тихо, с нарочитой расстановкой произнес:
— Спрячь ствол, свинья. Потом посмотри на номер машины. Затем успокойся и напряги мозги. После этого засунь свой грязный язык в задницу и рви когти, пока погоны не отвалились! Понял, баран?
Немая сцена длилась ровно пять секунд. Затем капитан вытянулся как струна, рявкнул: «Виноват!», круто повернулся через левое плечо и строевым шагом направился к патрульной машине.
5
Москва. Международный аэропорт Шереметьево
Ночь с 24 на 25 ноября 1977 года
Подняв воротник легкого плаща и чуть не задохнувшись от порыва морозного ветра, словно настоянного на сухом льду, Энрике Суареш Кошта с сожалением покинул теплую утробу «Боинга-707» и осторожно, будто прокладывая тропу в минном поле, ступил на шаткую металлическую ступеньку трапа. То ли от ветра, то ли от множества пассажиров, хлынувших вниз, на землю, трап ощутимо дрожал.
Открывшаяся перед Коштой картина — полуосвещенный коробок Шереметьевского терминала, пустынное, как будто пересыпанное серой мукой поле и замотанная в белый пуховой платок женщина без возраста, приглашавшая пассажиров рейса Токио Москва — Мадрид занять места в автобусе, — навевала тоску, и Кошта съежился еще больше.