— Такие книги я бы читал даже на заседании бюро ЦК.
— Порнушечка? — спросила я с наигранным удивлением, подавая ему чашку.
— В каком-то смысле... — он подул на обжигающий кофе. — КГБ.
— Что?
— Книга называлась «КГБ». Толстенная, с красным переплетом, а на титуле золотом выдавлено — «КГБ».
— Это что, детектив какой-нибудь?
— Справочник... — он осторожно поставил чашку на блюдце и добавил, чуть понизив голос: — Понимаешь, там только фамилии. И против
каждой — должность, которую занимает этот человек на Лубянке.
— Ну и что? «Иванов Иван Ферапонтович — подполковник, образование — полтора курса строительного техникума, курирует перемещение иностранцев в Семижлобске и окрестностях...» А дальше? От чего тут балдеть?
— Дура, какой Иванов? Там Юлиан Семенов, Стуруа, Зорин, Богомолов, Бандура, Овчинников, Фесуненко... Хватит или еще добавить парочку знаменитостей?
— Но это... — я вдруг почувствовала, что немею, словно мне вогнали в десну полный шприц новокаина.
— Ну? — шеф как-то невесело усмехнулся. — Обалдела? Теперь представь, каково было мне. Даже поделиться не с кем...
— Ты хочешь сказать, что все эти люди — сотрудники КГБ? — я обрела дар речи, но зато вдруг почувствовала себя оплеванной с головы до ног. — Это же чушь, бред сивой кобылы!
— Я ничего не хочу сказать! — он резко встал и направился к вешалке за плащом. — Спасибо за... кофе.
— Нет, погоди! — я преградила ему дорогу к двери. — Объясни толком: почему ты назвал только писателей и журналистов?
— Успокойся, там были еще архитекторы, художники, ученые, скульпторы, врачи, музыканты и прочая интеллигенция, — он мягко взял меня за плечи. — Просто журналистов и писателей ты знаешь лучше...
— И ты поверил в это?
— Во что?
— Ну, в то, что все они — сотрудники Комитета.
— Смотря что понимать под этим определением.
— Объясни, я вообще ничего не понимаю...
— Я пока тоже. Единственное, что я могу сказать, — в этой книге подобралась интересная компания. Что ни фамилия — то либо уже знаменитость, либо весьма перспективный товарищ...
— Ты словно жалеешь, что тебя в этом списке нет.
— А вот здесь ты не права, Валентина, — он легонько отстранил меня и взялся за ручку двери. — Как раз наоборот. В этом списке есть и моя фамилия. Даже порядковый номер могу назвать: две тысячи семьсот шестьдесят четвертый.
2
Москва. Редакция комсомольской газеты
24 ноября 1977 года
Разговор с другом-редактором в прихожей моей кооперативной квартиры на Масловке перевернул всю мою жизнь, хотя тогда я этого, конечно, не понимала. «Не сотвори себе кумира», — прекрасно сказано, но, увы, не про нас, не про мое поколение. Мы не могли (да и не хотели) жить без кумиров. Но — кумиров новых, современных, мыслящих легко, раскованно, оригинально. Помню, с каким упоением, мечтая о журналистской славе, мы зачитывались в университетские годы американской публицистикой Валентина Зорина, блестящими, тонкими, метафоричными эссе Мэлора Стуруа из Англии и репортажами молоденького Игоря Фесуненко из далекой, казавшейся в те годы нереально-фантастической Бразилии, бесподобной «Веткой сакуры» Всеволода Овчинникова, открывшей нам глаза на современную Японию, и «Британией глазами русского» — великолепным социально-психологическим исследованием Леонида Осипова...
Да, повзрослев, дети, рожденные после войны, стали мало похожи на своих высокоидейных родителей. Нам было радостно сознавать, что наши кумиры не имели никакого отношения к сталинским лагерям, к массовым репрессиям, что они никогда не воспевали Кагановича и Микояна, Хрущева и Брежнева, Косыгина и Подгорного...
И вот теперь, благодаря минутному откровению моего преуспевающего шефа, я увидела своих любимцев в совершенно ином свете. И мой мир, словно пластилин в натопленной печи, стал плавиться и оседать.
...Я сидела в полном отупении, ничего не воспринимая, автоматически реагируя на вопросы и реплики коллег, когда в наш отдел вошел редактор, бросил свое неизменное «Привет!» и направился к моему столу.
— Это тебе, Валентина, — он бухнул передо мной толстую книгу. — Прочти, осознай и сделай рецензию. На все про все — неделя.
Я взглянула на обложку. «На «козле» за волком», Юлиан Семенов. Открыла оглавление. Боже, какие страны: Таиланд, Вьетнам, Индонезия, Филиппины, Япония, Китай, Афганистан... И везде он побывал, этот всезнающий писатель-журналист-сценарист-эссеист-исследователь-историк. Со всеми встретился, провел все аналогии, расставил все точки... Попади ко мне эта книга днем раньше, до поразивших меня «откровений» шефа, — я бы зашлась от восторга, плюнула на все и, завалившись на узенькую тахту, проглотила бы эту новинку, этот журналистский бестселлер по-советски — на одном дыхании. А сейчас я смотрела на хорошо изданный путевой дневник Семенова и думала только об одном: неужели и этот мой любимчик сотрудничает в КГБ? Неужели эта непривычная свобода стиля, раскованность мысли, дерзость и масштабность гипотез, весь этот плейбойский, расхлябанный и потому особенно подкупающий нигилизм — не что иное, как санкционированный каким-нибудь полковником или генералом интеллектуальный прорыв в головы таких романтических дур, как я?