Из прочих проговоров Игорь догадался, что между бородачами особой дружбы нет, что, похоже, кроме дома, который арендуют на паях, их ничто не объединяет. Но тут уже начинались какие-то идейные тонкости, к которым он допущен не был, да и не жаждал… У Аркадия была жена и сын трехлетний, но там тоже не все в порядке, и эта тема закрылась с самого начала.
Однажды не удержался, спросил:
— Чего возишься со мной? Не вербуешь? А вдруг подойду?
Как раз на закат пялились. Редкостный закат, ветровой, четверть неба в алых всплесках застыла, чтоб налюбоваться успели. Вдали деревушки справа и слева, посередке куполок церкви алым фонариком, внизу под ногами речка тихая лентой извилистой…
— Ты думаешь, вот это вокруг все, что это? А? Прежний русский человек ответил бы — мир Божий. То есть истинный, правильный, хороший. Но ведь и я прав, если скажу — мир человечий, а только с определениями не поспешу. Правильный? Истинный? Так как же? Два верных суждения об одном предмете, а характеристики суждений не совпадают. И знаешь, что страшно? Во всем так! Во всех мелочах. Правильно и неправильно, истина и неистина. Не усекаешь? — Рассмеялся, по плечу хлопнул. — И не надо. Сопли интеллигентские. Ре-ля-ти-визм! Самый худший из «измов». А с тобой все просто. Ты хочешь правильно жить в человечьем мире, который, заметь, правильным я не называю. Ты даже не подозреваешь, какой сложный эксперимент задумал. Я не шибко-то верю в твою удачу, но желаю ее тебе, как говорится, всей душой. Помогу, чем могу. А вдруг ты меня опровергнешь. Так что имей в виду, я далеко не бескорыстен.
Игорь, конечно, тогда сыграл под простачка, сделал вид, что не понял. Но понял! Не велика мудрость. Присмотрелся уже да и книжки кое-какие полистал, когда Аркадий видеть не мог. Просто все. Дескать, если власть плохая, то при ней порядочным человеком стать невозможно, обязательно на чем-нибудь скурвишься. Запросто опровергнуть! Предки, маманя, положим. Если она мать что надо, при чем здесь власть, она при любой власти такой же была бы. С отцом сложнее, мозги ему слегка запудрили, с тем бородачом на фотографии он, конечно, фраернулся, выперли его насильно, оказывается. Но честным работягой отец оттого не перестал быть. Да о чем разговор? О накладках, противоугонах, шпалах, о бригадирах-сачках, о бюрократах-начальниках. С тем, что плохо в его работе, он сражается, дай Бог каждому. И поезда ходят и ходить будут, пока папаня землю копытом роет. Татаро-монгольское иго триста лет тянулось, так что, до Куликовской битвы на Руси ни одного честного человека не было? А потом, и Аркадий как-то сказал, что нет такой плохой власти, хуже которой быть не может. А отец говорит, какой власти быть, то от людей зависит. Так что посмотрим!
К концу недели Игорь загрустил. Рука еще не зажила настолько, чтобы пахать. В ночлежку идти, как в яму, денег — все те же две трешки. Аркадий усек, сказал: «Дыши ровно. Папа Карло на стреме». В воскресенье они до обеда ждали Илью. Не появился. Собрались, позапирали двери, в условное место спрятали ключи и подались на электричку. В Москве на вокзале Аркадий оккупировал телефонную будку и полчаса обзванивал столицу. Вышел довольный, сказал, что с Ильей все в порядке, приболел, что едут они сейчас на одну квартиру, где живет одна женщина, там гегемону будут рады, все оговорено, поживет, пока не определится.