Выбрать главу

Потом наступила тишина. Ее разорвал пронзительный гудок маневрового паровоза, который подбежал ко мне почти вплотную, презрительно фукнул паром и крикнул мне в лицо: «Ждешь? Жди, жди… Ты тоже пожалеешь, да-да, пожалеешь».

Всамделишная Аленка

Аленка стояла посреди комнаты и, задумчиво посасывая палец, искала глазами — нет ли чего-нибудь интересного. Посмотрела в одну, в другую сторону, огляделась вокруг. Но ничего не находила. Стулья и стол, книжки и посуда — все стояло на своих местах, и все молчало. Чем же ей заняться?

То, что утром ей поручила мама, Аленка уже сделала. Выпила молоко и поставила чашку на стол. Не разбила! Сама зашила кукле юбку. И не укололась. А иголку снова в подушечку воткнула. Подмела в комнате, а веник положила откуда взяла — под ящик, у порога. Потом рисовала зайца. Ох и хлопот с ним было! Одно ухо у зайца почему-то вышло длиннее. Что с этим ухом случилось? Но Аленке некогда было с ним возиться. Надо было руки мыть. Руки стали красные и зеленые, потому что заяц тоже был красный и зеленый. Пока помыла руки, расплескала воду. Снова забота! Вытерла тряпкой пол, как мама велела, а руки — платьицем. Этого уже мама не велела, но Аленка позабыла.

Потом принялась складывать буквы. Четыре кубика — это «мама». А вот не получается. Куда же девался кубик с надбитым уголком? Аленка рассердилась, разбросала кубики и стала на маленьких счетах, которые подарил ей папа, считать, сколько ей лет. А лет ей уже немало. Если растопырить пальцы на одной руке, так столько как раз и выйдет. Скоро придется занять пальчик на другой руке. А когда прибавятся два пальца, Аленка пойдет в школу. Так сказала мама. А мама все знает.

Аленка зевнула. Ой как скучно! Поиграть бы папиными инструментами… Но Аленка вчера порезала себе мизинец, и папа все свои молоточки, напильники, щипчики, ножики запер в ящик. Возьмешь их теперь! Аленка попробовала тихонько покрутить машину — не крутится. Видно, мама не позволила ей с Аленкой играть.

А в детском саду сейчас бегают и песенки поют, потом пойдут гулять. Аленку сегодня в детский сад не пустили, потому что у нее температура. Температура — это такая стеклянная трубочка, играть с ней тоже нельзя. Вот и сиди целый день в комнате…

Даже в коридор мама не позволила выходить. Однако Аленка потихоньку вышла: может, тетя Поля дома? Но на дверях тети Полиной комнаты висел черненький замок. Зато высунула голову из своей комнаты другая соседка — тетя Варя. Она всегда высовывает голову, как только скрипнет чья-нибудь дверь.

— Здравствуйте, тетя Варя, — сказала Аленка.

— Ах, это ты, это ты, — заахала тетя Варя.

Она позвала Аленку к себе, дала ей конфету и синенькую ленточку. Аленка сидела в углу дивана, а тетя Варя ходила по комнате, сложив белые руки на животе, и мела пол длинным халатом. И все говорила, говорила. Но Аленка не очень-то ее слушала, потому что конфета была большая и вкусная.

Когда Аленка вернулась к себе, кукла Маруся плакала. Такая глупенькая. Боится оставаться одна. Аленка укачала куклу и уснула вместе с ней.

Проснулась она, а мама уже пришла с работы. Аленка бросилась помогать маме, и все было хорошо, пока мама не заметила грязных пятен на платье. И не стыдно? Такая большая… Кто же вытирает грязные руки платьем? Аленка уже хотела немного поплакать, но тут пришел папа, подкинул Аленку до самого потолка и обещал дать молоточек.

Потом обедали и смеялись над красно-зеленым зайцем, у которого одно ухо длинное, а другое — короткое. Так ему и надо — из-за него платье измазалось!

А вечером мерили температуру. Мама сказала:

— Хорошая. Завтра пойдем в детский сад.

Аленка хотела поцеловать стеклянную трубочку за то, что хорошая температура, но мама не дала:

— Будет баловаться. Спи!

Но Аленке еще не хотелось спать. Она потихоньку поиграла с подушкой, похлопала веками, от чего вокруг запрыгали красные зайчики. А потом, лукаво выглянув из-под одеяла, проговорила:

— Ма, а я знаю…

Мама, не отрываясь от книги, спросила:

— Что ты знаешь? Спи…

— Знаю. Я не в самом деле дочка, ты меня нашла, — Аленка захлопала в ладоши. — Я не всамделишная, не всамделишная…

Мама вскочила, потом покачнулась и едва не упала. Глаза у нее стали большие, испуганные. Аленка перестала смеяться и тихонько сказала:

— Ты меня нашла в детском доме, правда?

— Что ты мелешь? — крикнула мама. Губы у нее дрожали и руки тоже; она изо всех сил прижала их к груди. — Что ты выдумываешь?

— Я не выдумываю, — прошептала Аленка и сморщилась, уже собираясь заплакать. — Тетя Варя сказала.

Из другой комнаты донесся голос папы:

— Я ее убью, эту дорогую тетю Варю. Я ее убью.

Мама качала головой:

— Я говорила… Надо уехать. Куда угодно. Куда угодно.

Папа подошел к маме и положил ей руку на плечо:

— Не волнуйся, Катря. Успокой ребенка… Потом поговорим.

И направился к двери.

— Папа! — вдруг охрипшим голосом воскликнула Аленка. — Ты уже идешь?

— Я сейчас вернусь, доченька.

— Ты идешь убивать тетю Варю?

— Господи, что за ребенок! Я пошутил…

Аленка недоверчиво вглядывается в папино лицо. Разве так шутят? Губы у нее невольно растягиваются, две огромные слезищи выкатываются из глаз.

— Папа, не ходи, не ходи. Сядь вот здесь.

Папа сел к Аленкиной кровати и наконец улыбнулся:

— Спи, глупенькая.

Аленке стало хорошо, тепло, и она уснула.

А ночью Аленка проснулась от того, что ей на щеку упала капля. Она раскрыла сонные глаза: дождик? И увидела близко-близко мамино лицо, ее глаза, полные слез.

— Мамуся, что ты?

— Ничего… Голова болит. Спи, маленькая, спи!

— Не плачь, мама, голова пройдет, и мы с тобой поедем. Поедем куда угодно. Ладно?

— Ладно, — засмеялась мама.

На следующий день Аленка сама пришла из детского сада. Это же близко, за углом. Когда мама запаздывала, воспитательница провожала Аленку до калитки. А дальше — через весь двор, по ступенькам на зеленое крыльцо и потом до самого второго этажа Аленка шла одна. Совсем одна!

На цыпочках, чтоб никто не слышал, вошла Аленка в коридор — хотела посмотреть, что делает без нее кукла Маруся. Может, шалит, капризничает? А вдруг плачет?

В полутемном коридоре она увидела папу и тетю Варю, сложившую белые руки на животе. Они стояли у соседкиной двери, и папа не убивал тетю Варю, а только говорил ей сердито-сердито:

— Зачем? Скажите, пожалуйста, зачем?

Тетя Варя поблескивала круглыми глазами.

— Вы не знаете, как надо воспитывать детей, товарищ Петрицкий. Да, да…

— А вы, вы откуда знаете?

— У меня педагогическое образование, разрешите вам сказать.

— Оно давно покрылось плесенью от безделья, ваше образование.

Глаза у тети Вари стали еще круглее и зеленее.

— Ах, ах, это возмутительно, — заахала она. — Основы педагогики… Ребенку надо говорить правду. Да, да…

— Где вам понять, что такое правда, когда у вас души нет! — сказал папа. — Я запрещаю вам подходить к моей дочке.

— Вашей? — блеснула кошачьими глазами тетя Варя. — Ах…

Хлопнув дверью, она скрылась в своей комнате. Папа сделал шаг следом за ней. Аленка решила, что теперь он, наверное, и будет убивать тетю Варю. Она жалобно пискнула:

— Папа!

Он круто повернулся и удивленно воскликнул:

— Ты что тут делаешь?

— Ничего, — прошептала Аленка. — Я пришла из садика.

— Ага, ты пришла из садика, — развеселился папа. — Вот умница доченька. Где же наши ключи?.. Сейчас мы с тобой медвежонка нарисуем… Потом заведем грузовичок и покатаем куклу.

— Покатаем, — запрыгала Аленка. — А щипчики дашь?

— Дам!

Пришла мама и охнула:

— Что вы тут натворили!

Она поцеловала Аленку и смотрела, смотрела на нее, Аленке даже смешно стало.

— У тебя, мама, глазки черненькие, а у тети Вари зеленые.

Мама вдруг нахмурилась и подошла к папе: