– Какая шея?
– Я говорил, – недовольно напомнил Добрыня, – муж – голова, жена – шея. Да и настоящую шею мне Путислав Святославович насторону своротит, коли прознает. Даже князем стать не успею.
– А-а-а. Поставь себя как мужик. Топни ногой по столу.
– У нас и стола-то нет пока. А потом, боюсь, поздно топать будет.
Поутру поехали в Рыльск, где и была назначена встреча с посольством крымским. Нас, знамо дело, у палат поставили, где переговоры шли, для охраны. Стоим. Охраняем. Отчего только, неведомо. Народ вокруг шастает работящий, никакого ворога не предвидится. Стоим. Вернее, гридни стоят. Я, как десятник, прохаживаюсь с важным видом. В прохожих девок поладнее высматриваю, раз врагов не видать. Вдруг, дверь в палаты распахивается, оттуда морда раскормленная кричит:
– Десятник! Живо сыщи дружинника Добрыню. К Главе кличут.
А что его искать? Вот он, возле двери с саблей стоит. Нас для сподручности в конном бою заместо мечей саблями вооружили. Я киваю, мол, иди, раз зовут. Долго его не было. Я уже волноваться стал. Выходит. Смурной какой-то. Я с расспросом:
– Что там? Чего звали?
– Надоело! Когда уже меня человеком принимать станут, а не «Богом спасённым от нечистии»? прямо, чудо ярмарочное. Говорят, сведи ханского шамана, Сихыра Хадиуля, к Бабе Яге, она на Соловья-разбойника укажет. Его победить надо. От этого положительное решение о союзничестве зависит.
– Ну вот и подвиг для Любавы совершишь, Русь спасёшь.
– Да пошёл ты!
Как возвращались описывать не буду, ничего интересного. По приезде, только отдохнуть малёха учпели да оправиться, зазвал Путислав Святославович к себе Добрыню. Я уже не удивлялся: стал мой друг знаменитостью местной. Вышел после разговора парень мрачнее тучи:
– Поедешь со мной к Бабе Яге, Путислав велел. Только ты, я и басурман. Ночью выдвигаемся.
Выехали затемно и уже к вечеру были у дома попа карачаевского. Привязали лошадей к плетню. Из сада шла женщина с ведром, полным ранних яблок.
– Хорош урожай, хозяюшка, – крикнул Добрыня.
– И тебе всего хорошего, служивый.
Женщина прошла мимо, через несколько шагов замерла, ведро выпало из ослабших рук. Она повернулась и бросилась к калитке:
– Добрынюшка!
Крепкие руки воина подняли нетяжёлое тело в воздух и прижали к гуди.
– Ана, – догадался Хадиуль.
– Ага, она, мама, – согласился я.
Ужинали мы петушиной лапшой и кашей со шкварками. Басурманин ел как не в себя. Столько и нормальному богатырю не осилить. Утром же к ржаным блинам даже не притронулся. Не то чтобы кваса хмельного, воды не пил. Сидел с самой ночи на крыльце, заплетя ноги калачом, да ныл под нос что-то нудное. Когда мы с Добрыней пошли к коновязи с сёдлами, остановил:
– Коня не надо. Мешает. Показывай, где тебя тащили.
Добрыня показал тот ручей, возле которого были следы его похитителей. Хадиуль согнулся доземли, как будто нюхал её, потом, не разгибаясь побежал в лес. При беге он иногда загребал и руками. Казалось, паук бежит. Мы кинулись следом. Басурман бежал, дороги не разбирая. Ветки хлестали ему по лицу, всё нипочём. О корни спотыкался, через спину, словно колесо, перекатывался, дальше бежал. Мы с Добрыней сперва еле поспевели, а потом и вовсе отставать начали. На благо, вскоре достигли цели.
Избушка старинная, мхом да лишайником покрытая, и впрямь, как на курьей ноге пристроилась. Столб бод ней будто когтями, корнями в землю вцепился. Лес вокруг хмурый, сказочный. Не привык я в бою бояться, а тут так уйти захотелось, никого не тревожа. Нечистью да нежитью там веяло. Хадиуль подбежал к столбу, вынул из одежды коробочку золотую, высыпал под корень пыль какую-то. Тут же стон донёсся, громкий и отовсюду, как будто весь лес застонал. Мы с Добрыней стояли как два соляных столба. С колдовством биться нас не приучили. Хотя, Добрыня Бабу Ягу как-то одолел, но не помнил, как.
Внезапно наступила тишина. Мёртвая, как на кладбище. Тоскливо стало! Но долго тосковать не пришлось. Снова раздался звук громкий, нечеловеческий. Только теперь – яростный вой. Вместе с ним из лесу вылетело чудище. Дева с седыми длинными волосами, белыми горящими глазами без зрачков, с бледной кожей и в саване. Нежить вцепилась длинными когтями в спину Сихыру, зубы вонзила ему в затылок. Тут стало понятно, кого бить. Мы с Добрыней вынули мечи и бросились на врага. Да куда там! Клубок из Хадиуля с ведьмой так быстро крутился, что возможно было разрубить только их вместе. А потом объясняй воеводе, почему каждый принёс по половине посла.
Хадиуль вытянул руку к избушке:
– Утергэ!
Из домика донёсся жуткий вой умирающего зверя. Ведьма со спины шамана свалилась: