Как не загнулся я от жизни отшельничьей? А всё просто. Была у святого человека привычка: прогуляться среди природы между молитвами. В лесу схрон я соорудил, наподобие тех, в которых мы с братвой добычу прятали. Там и платье было мирское, и серебришко кое-какое. На тихие развлечения в городе хватало. Всё равно скучновато, зато воевать никто не заставляет.
Сижу я как-то, размышляю о вечном, тут слышу шаги торопливые приближаются. Едва успел фляжечку заветную под дерюжку спрятать, как нарисовался в моей келье сам игумен, собственной персоной. Сел рядом со мной так близко, что у меня аж сердце похолодело: как бы фляжку не раздавил, в ней ещё глотков на пять оставалось. Посидели мы, ни слова не говоря, некоторое время. Мне молчать по должности, а начальник монастыря, видать с мыслями собирался, потом заговорил:
– Не ведаю, отче, что вершить мне далее. Первый раз я в таких сомнениях. Уж и молился истово. Знаю, что совет мне дать ты не в силах, так может, посижу рядом со святым человеком, обскажу задачку, а Бог и подскажет, как из неё выпутаться.
Я тронул руку Митрофана ободряюще, а сам губы стиснул сильнее, чтобы перегар не чувствовался. А у монаха уж точно не в сторону моего пьянства повёрнуты:
– Есть тут у нас село зажиточное. Карачаровым называется. Церковка там крепкая стоит. В неё со всех окрестных деревень люди на службу собираются. Поп в церкви, Филарет, человек на своём месте. Дело знает. Так у этого Филарета происшествие и случилось. Есть у него сын убогий, Добрыня, ногами с детства не ходячий. Так этот сын утверждает, что к нему девчушка соседская в гости захаживала, когда родителей, а нынешней ночью Бабой Ягой обернулась, утащила к себе в избу на курьих ногах, съесть хотела. Как дома оказался, не помнит.
Я уже совсем было приготовился услышать что-то интересное, а тут просто кошмар выжившего из ума калеки. Непроизвольно мои пальцы стукнули по макушке.
–Да! – поддержал меня Митрофан. – Я тоже вначале так подумал, только Филарет говорит, что они с женой на утро проснулись с головной болью.
Теперь мой палец стукнул по горлу.
– Не пьющие они. Девчушка и вправду была, о том свидетельства имеются: и лубочек с изображением колясочки для перемещения неходячего больного, и движения рук, чтобы им силу придать, на печи угольком намалёваны. Только я так мыслю, что это и вправду ведьма была. Не может же баба такие премудрости сама выдумать, явно чёрт помогал. Да и попа она сторонилась неспроста. Только зачем она мальца из избы своей отпустила? Я так думаю, что Добрыня с перепугу молитву святую сказать вспомнил, вот нечисть и перепугалась. А так как перенесён он был из дома колдовством нечистым, вот опять на своей лежанки и очутился. Бог помог!
Вот тут, братки, я и думаю: «Почему бы мне скуку не развеять, да не поучаствовать в приключении с попом сельским, да Бабой Ягой?». В нечисть всякую я тогда не очень верил, по опыту зная, что за большинством загадочных происшествий лиходей человеческий скрывается. А тут зловредной каверзой не попахивает, а смердит во всю. Я на такие вещи, в своё время, мастак был, вот профессиональный интерес и проснулся. Так мне захотелось до правды доковыряться, что я встал и жестом показал Митрофану:
– Поехали. На месте разберёмся.
Он обрадовался, впереди меня пошёл. А во дворе уже кони осёдланные стоят «Вот шельма, – думаю, – это ты меня развёл, чтобы я сам предложил поехать!».
Приехали в это Карачарово, а возле дома поповского такая толпа, что прейти не растолкав, не получится: не каждый день такие знаменитости, как Баба Яга, захаживают. Домик, кстати сказать, не изба уже, но и не хоромы. Сразу видно, что поп – хозяин крепкий, но веру себе в корысть не применяет. Зашёл в избу, да сразу вон вышел и дверь открытой оставил. Митрофан повыносливей оказался, но тоже возмутился:
– Ты чего это, Филарет, годовой запас ладана в один день истратить удумал? Дверь оставь открытой, пускай выветрится.
– Не гневайся, твоё Преподобие, нечисть изгоняли, – появился плюгавенький мужичонка в рясе, видать, хозяин дома.
– Высокопреподобие! – зашипела на мужика дородная невысокая баба.
– Молитвой святой изгоняй, а не кадилом только, – попенял игумен.
– Так молитвой христианскую нечисть пугают, а Баба Яга – нечисть природная, её лучше кадилом.
– Ересь несёшь, Филарет.
Пока они так припирались, я пошёл до плетня и осмотрел дорогу. Все следы были затоптаны любопытными селянами. Пришлось идти до околицы. Там в траве, в сторону леса вела цепочка следов. Вторая вела обратно. Изучил я эти цепочки и призадумался.