— Это моя дочь, Иоми, — сказал отец Николай, — и ее муж, Атсуо Тарамо.
— Иоми? — удивился я, вглядываясь в черты молодой женщины. То, что в ее жилах текла и европейская кровь, сомнений не вызывало.
— Мать Иоми была русской. — пояснил священник, заметив мой пристальный взгляд. — Все это долгая история и сейчас не время ее рассказывать. Атсуо привез лекарства и инструменты. Все здесь. — Он кивнул на большую спортивную сумку, стоящую на полу.
— Ясно, — пробормотал я, вытряхивая содержимое сумки на стол. — Да, вроде бы то, что надо. Спасибо, Атсуо.
Атсуо ответил мне неприязненным взглядом и отвернулся. Правильно, рассудил я, натягивая перчатки и распаковывая одноразовые инструменты. Поводов для особых симпатий ко мне у молодого японца нет. Интересно, отец Николай рассказал ему, каким образом мы со Стрижом оказались в церкви? Впрочем, через минуту я уже забыл и об отце Николае, и о его недружелюбном зяте, полностью поглощенный манипуляциями в раневом канале. Лишь когда пуля, звонко ударившись, покатилась по дну лотка, я со стоном разогнулся и произнес:
— Давненько мне не приходилось работать в такой неудобной позе. Так, Стриж, теперь мы сделаем тебе пару уколов, ты уж потерпи, дружище.
Стриж понимающе промычал что-то, все еще находясь во власти лихорадочного бреда и бессмысленно тараща в потолок мутные глаза.
— Молодец. — похвалил его я, откладывая в сторону использованные шприцы. — А капельницу, уж извини, придется пока оставить.
Присоединив к системе свежий мешок с кровезаменителем, я измерил давление своему пациенту и облегченно вздохнул.
— Все, — сообщил я собравшимся, с видимым интересом наблюдавшим за моими действиями. — Уложились в тридцать четыре минуты, а это очень неплохой результат, учитывая усталость хирурга и состояние больного. Отец Николай, у меня к вам просьба. Я понимаю, что прозвучит она нахально, но тем не менее, вы не смогли бы подежурить у постели пару-тройку часов? У меня глаза слипаются. Делать ничего не надо, просто понаблюдайте за ним.
— Конечно, — кивнул он. — Идемте, я покажу, где можно прилечь. Может быть, вы голодны?
— Нет. — покачал я головой. Есть, как ни странно, не хотелось. Впрочем, чему тут удивляться, усмехнулся я. После сегодняшних приключений не то что аппетит — потенция пропасть может к чертовой матери. — Если только чашку зеленого чая…
— Сейчас принесу, — понимающе кивнул японец, впуская меня в небольшую комнатку, устланную циновками. — Располагайтесь здесь. Возможно, на бамбуковом ложе вам покажется не очень удобно, но ничего другого предложить я не могу.
— Сойдет, — отмахнулся я, расслабленно опускаясь на пол.
Вскоре священник вернулся, неся свежезаваренный чай, и снова оставил меня наедине со своими мыслями. А их, этих мыслей, теперь, когда отступила тревога за жизнь Стрижа, роилось в моей голове множество. «Что делать». — этот король вопросов, мучивший еще классика отечественной литературы, не давал покоя и мне. Куда податься без денег, без документов? Может, попытаться поискать выход на людей Киная? Не хотелось верить, что всех их перебили в одночасье. Кто-то да должен был остаться в живых. Впрочем, невесело усмехнулся я, оставшиеся в живых сейчас наверняка лягут на дно и ни на какие контакты с сомнительными личностями вроде меня не пойдут. А на Стрижа надежды мало, он, похоже, выбыл из игры надолго. Пусть даже через, несколько дней он окрепнет настолько, что сможет держаться на ногах, толку-то? Рыскать по Хоккайдо в поисках дружков у него все равно не хватит сил. Да и так ли уж нужно искать канал связи с кинаевскими «братками», подумал я, делая глоток из фантастически тонкой, как бумага, фарфоровой чашки, разрисованной хвостатыми драконами, лакомящимися пышными алыми цветами. Захочет ли их босс помочь нам теперь, когда поставленная перед нами задача выполнена, а мы автоматически превратились в отработанный материал? Сомнительно что-то, если воспользоваться терминологией отца Николая. «Придется выкручиваться самому», — рассудил я, подливая себе чаю. Деньги — вот что сейчас представляет для нас со Стрижом настоящую проблему. Будь у нас в заначке несколько сотен тысяч иен, можно было бы попробовать добраться до Киото по железной дороге и уже там разыскать Киная. А так — я пошарил в карманах — в активе имеется лишь горсть мелочи, которой в лучшем случае хватит на покупку пачки сигарет, но никак не на билеты на дорогой экспресс.
«Эх, Палыч, — вздохнул я, — как не вовремя ты сыграл в ящик!» Точнее, не в ящик, а в черный пластиковый мешок, но это сути дела не меняет. Устрой полиция облаву хотя бы на сутки позже — разве сидел бы я сейчас в тесной келье, отчаянно дымя и морща лоб в мучительных раздумьях? Нет, конечно! Я блаженствовал бы вместо этого в роскошном купе поезда, везущего меня через Сангарский пролив с Хоккайдо на Хонсю, стряхивая пепел прямиком в море, мягко покачивающее паром со стоящими на нем вагонами. Море… Я обжегся чаем, сделав слишком большой глоток, и вскочил на ноги, суматошно размахивая руками. Море! Ведь Палыч перед тем, как отправить нас в казино, упоминал о нем! И именно тогда, когда я поинтересовался, как нам следует выбираться с Хоккайдо в случае неприятностей. А я как в воду глядел! Так, и что он ответил мне? Кажется, в Отару нас должно ждать судно… В Отару или Хокадате? Нет, точно, в Отару. И судно это называется шхуной и носит своеобразное имя… То ли «Сагайдак», то ли «Гайдамак»… или нет, «Сайгак»! Я возбужденно заходил по комнате, вознося хвалу своей памяти, не подводящей меня ни при каких обстоятельствах.