Остановившись, Эдуард Анатольевич достал из кармана коробочку с небольшим, скромным на вид, но дорогим колье, полюбовался игрой камней в свете уличного фонаря, прослезился от своего благородства и продолжил путь.
От стоянки следом за ним топал долговязый парень в бейсболке козырьком назад. Парень остановился, пока директор разглядывал подарок, и возобновил движение одновременно с ним, но Эдуард Анатольевич на такие мелочи внимания не обращал.
Ничто не предвещало грозы, но она надвигалась.
Его перехватили на подходе к дому. Из чумазого «уазика» выпрыгнул необъятных габаритов мужик с короткой стрижкой, с тыла подтянулся долговязый, еще двое приоткрыли двери микроавтобуса «Газель», стоящего вслед за советским джипом. Оружием никто не угрожал, не требовалось.
— Садись, подвезем, — предложил необъятный, махнув в сторону «Газели».
— Куда?
— В одно место. — Мужик приблизился, высморкался под ноги Локтионову, будничным тоном, как будто ежедневно похищал людей, поторопил: — Садись, да? Не тяни время. Раньше сядешь — быстрее ляжешь.
Локтионов оторопел.
— Товарищи… Граждане… Господа!
— Пошли, пошли. — Мужик взял Локтионова под локоть, довел до боковой сдвижной дверцы «Газели», помог одолеть негнущимися ногами подъем.
С лязгом дверь встала на место. Эдуарду Анатольевичу показалось, что он слышал, как в крышку его гроба забили первый гвоздь.
— Но к-куда?
Ему не ответили.
Долговязый, вслед за необъятным, погрузился в УАЗ, и двигатели обеих машин заработали. В салоне «Газели» кроме Локтионова сидели два парня и рыжеволосая девушка в белом плащике самого скромного вида. Один из парней заблокировал дверь, водитель достал из-под сиденья и укрепил на лобовом стекле табличку: «Маршрут Т-58», вторую такую же выставила на боковом окне девушка. Микроавтобус, не привлекая внимания, выехал со двора.
Локтионов смотрел, как удаляются освещенные окна квартиры Кольской.
Что-то ему подсказывало, что он может никогда больше туда не вернуться.
Убедить Филина в необходимости проведения акции оказалось непросто.
— Филин, бляха муха, — развалившись на переднем сиденье, азартно говорила Лариса, — тебе звонили?
— Мне постоянно звонят.
— Ты меня понял.
Звонок был организован с самого «верха», из тех сфер, отказать которым Филин не мог, — Лариса воспользовалась своими связями.
— Хорошая погода. — Филин посмотрел в окно, на миг перестал перебирать четки; невдалеке от машины маялся Валет, и главарь мельком отметил, что охранник из помощника аховый. Да только зачем менять? Если всерьез возьмутся, то никакие лицензированные бодигарды не спасут. — Тепло. Я люблю…
— …когда ночью тепло. Без тебя знаю. Тебе звонили, все растолковали, так какие проблемы?
Филин помолчал и несколько раз наклонил голову: вправо-влево, вперед-назад, как будто проблема материализовалась и висела перед ним, а он хотел ее как следует изучить. Ответил еще медленнее, чем обычно, с такими паузами, словно ставил точку после каждого слова:
— Не люблю. Резать. Курицу. Которая. Несет. Золотые яйца. Рано.
— Резать пока никто и не предлагает. Надо просто поговорить. Эдуард уже далеко не та курица, к которой ты привык. Не сегодня, так завтра он бросит все, в том числе и вашу Жанну, и сделает ноги. Что, искать его станете? Сомневаюсь. А без него фирма лопнет. Слушай, тебе же не за просто так предлагают этим заняться! Если не ошибаюсь, у тебя в суде проблемы начались? Уголовное дело лежало, с него даже пыль сдувать перестали, забыли, глядишь, еще немного — и все сроки давности бы вышли, а тут вдруг судейские заполошились, вспомнили… Поможешь мне — не пожалеешь. К судье есть хорошие подходы.
— У тебя?
— Какая разница, у кого? Главное, что есть. Я тебе, конечно, и так всегда помогу, но, когда услуга совершается в ответ, она всегда весомее.
Легким взмахом руки Филин отогнал висевшую перед ним материализовавшуюся проблему. Только хотел достать радиотелефон, как тот сам подал голос. Немного выждав, Филин ответил; выслушав собеседника, молча отключился.
— Очень дорого стало. Однако Эдик у нас. Поехали, поговорим…
«Газель» шла в полном соответствии с 58-м маршрутом, вот только остановки проскакивала, не обращая внимания на толпившихся там пассажиров. Локтионов смотрел в окно и думал, что вряд ли кто-нибудь из них запомнит номер; разве что водитель, удивленный появлением неожиданного конкурента, да что с этого толку? «Уазик» держался впереди, иногда сторонился, пропускал микроавтобус, отставал на пару сотен метров и — быстро догонял. В руках одного из парней Локтионов заметил включенную радиостанцию. Оружием, как и прежде, никто не сверкал.
На перекрестке навстречу «Газели» шагнул гаишник. Молодой сержант, с белой портупеей и значком, но без жезла, жестом приказал остановиться. Водитель автобуса напрягся лишь на секунду, тут же справился с собой, остановился и терпеливо ждал, поглядывая в зеркало, пока гаишник подойдет. «Уазик» проскочил мимо, рация в руках «пассажира» оповестила:
— Спокойно, ждем.
«Вот он, шанс», — подумал Локтионов и тут же понял, что ничего не получится. Гаишник с набитым продуктами пакетом в руках был явно безоружен, одинок и к подвигам не готов. Сменился с дежурства и ловит попутку. Даже если начать шуметь, быстро врубится в ситуацию и изобразит, что ничего не понял. А если и встрянет, что толку? Испугаются формы? Вряд ли…
Гаишник открыл дверь, посмотрел в салон, потом на водителя:
— Эк я удачно! До цирка подбросишь?
— Какие вопросы!
Сержант устроился на сиденье, громыхнул бутылками в пакете, сбил на затылок фуражку и всю дорогу без перерыва болтал, рассчитывая, наверное, анекдотами и заплесневелыми байками расплатиться за проезд. Водитель слушал, иногда поддакивал, а Локтионов смотрел на их шеи и затылки и ненавидел обоих.
У цирка сержант, как и обещал, вышел, на прощание звонко хлопнув по ладони водителя. Автобус покатился дальше, миновал несколько улиц и остановился возле одноэтажного кирпичного здания с решетками на окнах, длинного и мрачного.
— Мы приехали, директор, — сказал шофер, останавливая «Газель» у входа и выключая мотор. — Мешочек не забудь. Не нам же за тобой тащить?
Локтионов неожиданно проявил твердость.
— Вам надо — вы и несите, — сказал он, не прикасаясь к поклаже и спрыгивая на землю.
— Чудак человек, — вполне добродушно пробормотал водитель, а один из парней крепко взял Локтионова под руку.
В доме их ждали. Не успели подойти к дверям, как они распахнулись, и кто-то, в темноте едва различимый, поторопил:
— Шевелитесь, кони педальные!
Через все здание проходил коридор, по обе стороны которого тускло блестели запертые металлические двери, а в конце располагался спуск в подвал, прикрытый калиткой из железных прутьев.
— Нам вниз, — подсказал провожатый, и Локтионов послушно сделал сто двадцать шагов, дождался, пока отопрут навесной замок, и молча сошел по ступеням.
Сознание у него как будто отключилось.
— А ты ничего, держишься, — сказали ему в спину. — Помню, третьего дня сюда одного фирмача привезли, так он еще по дороге обделался.
И реплики, и декорации отдавали дешевым спектаклем. Героическая драма на сцене Дома культуры работников быта.
— Чего встал?
Локтионова подтолкнули в спину, и он оказался в ярко освещенной комнате с голыми цементными стенами, выщербленным полом, который рассекал сточный желоб, и жутковатого вида острым крюком, закрепленным под самым потолком. В одном углу стоял прикрученный к полу металлический стул с подлокотниками, в другом, на куче грязного тряпья, буднично лежал свернутый поливальный шланг.
— Садись, дорогой.
Локтионов сел, и его ловко привязали к подлокотникам.
Был бы у него пистолет — он бы застрелился. Но пистолета не было, а откусить язык, чтобы умереть от потери крови по методу ниндзя, он не мог. Сидел и ждал, о будущем думать не хотелось.