— Нет, она своих хрюшек бросит!
— Так бросила же.
— Сравнил!
— Феликс, ты Марину лучше меня знаешь, рискнула бы она свиньями, хоть при каком раскладе?
— Нет такого расклада.
— Значит, есть у нее альтернатива.
— Хитро.
— Так ты думаешь, что она вернется?
— Я думаю, что она, может быть, вернется, хотя может и не вернуться.
— Давай об этом пока молчок. То есть, если вернется, тогда да, а если не вернется, то уж совсем другой разговор…
— А чего делать, так хоть базар, какой-никакой, а сидеть ждать, без кепки останешься.
— Заняться надо чем-нибудь.
— Чем сейчас займешься?
Яков очень пристально посмотрел на Феликса и прочитал:
— Опять Хуянь?
— Ну да…
— Неглупый дядька.
— Ну так как?
— Можно, конечно, попробовать. — Феликс вновь сделался пунцовым.
— Тогда пошли.
Молодые люди ушли куда-то в дом. Прошло минут пять, вдруг земля, теперь уже в последний раз, содрогнулась, фундамент коттеджа слегка просел, и края трещины со сладким хрустом сошлись.
Чердак инженера
Анализ развития систем показывает, что эволюция функций опережает эволюцию технологий.
Ведущий инженер Коршунского Резиномоторного Комбината Иван Предов, стоя на большом, незастекленном балконе, почувствовал в атмосфере волнующую горькую примесь и сразу поспешил на улицу под неодобрительное бормотание молодой, застывшей перед телеэкраном жены. На экране свирепая и угловатая, как бронепоезд, акула спешила через мутные воды за кровавым улепетывающим куском.
Ваня сквозь туннель между двумя сросшимися над дорогой пыльными сухими кустами вышел к парку и там закурил.
Около парка на асфальте обнаружился ребенок женского пола, непрестанно разбивающий бутылочные стекла геологическим молотком.
Ваня присел рядом, откинув распахнутой пятерней огромную, в пол-лица челку.
— Ну и зачем ты их бьешь?
— Хочу, чтобы стало больше.
— Ага, только они от этого уменьшаются, пока совсем не исчезнут.
— Это очень скверно, но по всей видимости неизбежно.
Девочка отдала Ване молоток, а он в отместку наделил ее игрушкой под рабочим названием «Заяц-топотун бессмертный», на новом резиномоторе, одного завода которого хватало на шестьдесят семь лет.
Сунув молоток в барсетку, Ваня вошел в автобус, где предался в полной мере блаженнейшим размышлениям о мнимой дискретности полимерного монохлыста применительно к эластичности цен на коршуновском овощном рынке.
На проходной завода было ирреально прохладно и пахло растертым в порошок железом. Вахтерша, Марья Антоновна, сидела над третьим томом полного собрания сочинений писателя Арцыбашева, вид имея пронзительно скорбный. За спиной ее по оранжевой краске стены проходила наискось и грубо глубокая, пепельного цвета трещина.
— Что случилось, Марья Антоновна? — осведомился Ваня, протягивая пропуск.
— Ничего, Ванюша, совершенно ничего.
— А как здоровье Олега Николаевича?
— Помер Олег Николаевич, два часа уж как скончался.
— Так идите немедленно домой.
— Как же это домой, не могу я, работа ведь.
— Я вас отпускаю, ступайте сейчас же.
Вахтерша накинула самовязанную кофту, направилась было к двери, но, не дойдя, разрыдалась, ткнувшись широким, мягким лицом в Ванино плечо. Черные слезы оставляли на белой рубашке угольные, шершавые следы.
— Господь все к лучшему ведет, — увещевал Ваня. — У вас обязательно и очень скоро начнется новое, теплое, а у Олега Николаевича, может статься, уже началось.
— Почему же лучшее от Господа к нам по такой цене высокой поступает?
— Господь, когда творит, о цене не думает. Это мы с вами с детства привыкли копейки считать, вот нам всего и жалко. Кстати, я вам орешков принес грецких, возьмите, пожалуйста.
Выйдя на асфальтовую сухую улицу, Марья Антоновна с хрустким грохотком разгрызла грецкий орех. В нем оказалась записка: «На соломенной по шестьдесят семь. Около почты, в садике по три четверти. Как новости передадут, так и по четыре станет. Не забудьте отметиться».
«Господи, — подумала Марья Антоновна, — спасибо тебе Ванюша», — и села в автобус до Соломенной площади.
Иван же миновал проходную, мастерские, контору, страшные бронзовые ворота натяжного цеха и наконец гулко и насквозь прошел натяжной цех. В дальнем его углу спустился на четыре ступеньки в глубь земли и там в полутьме открыл большим медным ключом овальную котельного железа дверь с круглым наглухо задраенным иллюминатором, в центре которого имелся давленый герб завода Михельсона.