Выбрать главу

Чонин отступает на шаг, чтобы кончиком пальца тронуть низ живота и легонько провести у основания члена. Ничего особенного, сущая мелочь, но у Сэхуна окончательно перехватывает дыхание. Это невинное касание кажется настолько интимным, что походит на таинство.

Пока Сэхун ловит ртом воздух и усилием воли пытается запретить лёгким взрываться от нехватки кислорода, Чонин подхватывает с кровати моток верёвки. Пропускает кончик меж пальцами и вкладывает Сэхуну в руку.

— Познакомься.

В ладони ворсистое и тёплое. Миллиметров шесть или восемь в толщину. Сэхун кусает губы, пока Чонин ведёт кончиком верёвки по его запястью. А ещё Сэхун дуреет от ощущения, что верёвка хранит тепло рук Чонина. Это неправильно и отдаёт фантастикой, но ощущение настолько реальное, что Сэхун просто не может не верить себе. И ему настолько нравится происходящее, что все сомнения и тревоги бесследно исчезают. Он согласился бы и на нечто более экстремальное, лишь бы Чонин продолжал смотреть на него вот так, как сейчас. Позволял осознать собственную ценность и привлекательность. Позволял прикоснуться к ним. По-настоящему.

Это невыносимо. Совершенно невыносимо. Но может быть и хуже, потому что Чонин снимает полотенце с себя. Чуть виновато улыбается уголками губ и не прячет собственное возбуждение. Чтобы до Сэхуна дошло, что страдает тут не он один. Это как признание: “Смотри, я тоже тебя хочу. Это не ложь. Это правда. Моё восхищение не подделка”.

Сэхун прикрывает глаза невольно, потому что верёвка прикасается к его коже, пробегает по спине, под руками и по шее, чтобы свиться в узел на груди, в центре. Узел Чонин накрывает ладонью, держит долго, потом подхватывает свободный конец верёвки и накладывает новый виток, плотнее охватывая верёвкой тело Сэхуна — под грудью.

Всего минута неподвижности, медленный вдох — и Сэхун ощущает собственное сердцебиение. Оно отдаётся даже в кончиках пальцев, бьётся испуганной маленькой птичкой под ногтями. После он чувствует собственное дыхание, замечает, как работают мышцы, как распирает грудную клетку во время вдоха. Это кажется волшебным. Всё. Своё тело — в первую очередь.

Но на этом ничего не заканчивается. Чонин протягивает свободный конец верёвки под витком. Мягкий ворсистый шнур тревожит кожу и свивается узлом. Чонин не спешит. Высунув кончик языка и слегка прикусив его, затягивает верёвку ещё одним узлом. Теперь Сэхун сам ощущает контуры мышц груди. А ещё — пальцы Чонина, когда Чонин проводит ими по верёвке так, что это здорово смахивает на благоговение. Каждое касание — подчёркнутое и удивительно волнующее. Верёвка оплетает рёбра и дразнит там, где Чонин опять делает узлы. Сам Чонин при этом выглядит как сосредоточенный на задаче ребёнок, чудом сдерживающий нетерпение и волнение. Трогает верёвку с таким видом, будто намерен заняться с ней любовью, но ревновать у Сэхуна не получается, потому что верёвка льнёт к его телу вместе с Чонином.

Чонин проводит по губам кончиком языка и обвязывает верёвкой пояс Сэхуна. Ещё узел на спине и два на животе. Чонин шарит рукой, находит ещё моток верёвки и снова обвязывает пояс Сэхуна. Потом верёвка обвивает бёдра, ощутимо проходит под ягодицами и щекочет кожу на внутренней стороне бёдер. Сэхун почти не дышит, когда Чонин пропускает верёвку у него между ног, смещается за спину и медленно тянет. Сэхун не видит, что Чонин там делает, но срывается на стон, едва верёвка проскальзывает между ягодицами, и прямо на вход слегка надавливает рельефный узел. Сэхун плавится от прикосновений к пояснице — Чонин протягивает верёвку под витком на поясе и снова пропускает верёвку между ног Сэхуна — со спины.

Сэхун задыхается, потому что Чонин уже перед ним и вяжет узел спереди. Узел прижимается к коже под мошонкой, а верёвка мягким кольцом охватывает основание члена и ползёт вверх. Возбуждение цепко держит Сэхуна коготками, умудряясь оставаться на одном и том же уровне, не позволяя себя преодолеть. А захваченный азартом Чонин прекрасен, как и блестящая у него на виске капля пота. Он настолько поглощён телом Сэхуна, что не заметит обвалившегося ему на голову потолка. Одевает Сэхуна верёвками, связывает и обвязывает. И Сэхун даже не шевелится, когда верёвка прижимает руки к бокам. Ему не страшно. Совсем. Только нестерпимо хочется прикоснуться к Чонину. Но он не может — руки уже связаны.

Чонин затягивает последний узел на поясе Сэхуна и на шаг отступает, чтобы оценить результат. Сэхун больше чувствует, чем видит. На груди верёвка складывается в ромбы. И в центре каждого ромба — сосок. Сэхун чувствует, насколько сильно возбуждён, и это возбуждение настолько осязаемое, что и впрямь можно потрогать. Ещё он чувствует каждый свой вдох и выдох, чувствует малейшее движение, чувствует верёвки вокруг ягодиц, между. И замирает от лёгких прикосновений Чонина. Тот обводит верёвочные контуры, словно показывая Сэхуну, какой он красивый в этих доспехах из узлов и переплетений. Чонин удивительно нежен в касаниях. Кажется, он опасается разбить Сэхуна или сломать ненароком. Любуется и упивается красотой. Как мастер, сотворивший несомненный шедевр собственными руками из лучшего материала.

Но выдержать это невозможно. Сэхун изнывает от прикосновений и лёгкого давления верёвки на тело. Изнывает от собственной беспомощности, которая сексуальна настолько, что лишь малости не хватает, чтобы накрыло оргазмом сию секунду. Чувство новое и непривычное, но оно в самом деле нравится Сэхуну. Всё, что он сейчас может, — это шагнуть к Чонину, прижаться к нему и хрипло выдохнуть прямо в губы:

— Возьми меня…

Он, правда, хочет этого. Ему необходимо знать, что Чонин пожелает сделать с ним вот таким — связанным и беспомощным. Как возьмёт и что заставит ощутить. Это важно. Очень важно. Важнее нет ничего.

Чонин молча хватается за верёвку у Сэхуна на груди, сжимает в ладони, приводя весь узор в движение. Целует в губы. Целует напористо. Сэхун невольно поддаётся и делает шаг назад. Ещё и ещё, пока не налетает на кровать и не валится на спину. Чонин смотрит сверху вниз, просовывает колено между ног, подаётся вперёд, нависая над Сэхуном. Клонится ниже и трётся подбородком о верёвку на груди, где в центре ромба розовеет сосок. Губами по коже, пока эти губы не обхватывают твёрдую вершинку. Прикрыв глаза, Чонин увлечённо посасывает сосок и заставляет Сэхуна шире развести ноги. Верёвка на бёдрах и в паху ощущается острее, дразнит ворсом, сладко трётся о кожу. Это по-прежнему необычно, но новые ощущения приятны.

Чонин играется со вторым соском, пока пальцами повторяет верёвочный узор и иногда чуть тянет в нужных местах, заставляя Сэхуна захлёбываться от обилия новых впечатлений, едва верёвки немного смещаются и ощущаются на теле иначе.

Но Сэхун хочет большего и пока не может получить. Он хочет прикоснуться к Чонину всё сильнее, но может лишь царапать ногтями собственные бёдра. Чонин замечает и улыбается. Сэхун возмущённо шипит, осознав, что его беспомощность — часть возбуждения Чонина. И умолкает, потому что Чонин приподнимается над ним, сдвигается и почти что усаживается ему на живот, чтобы наклониться к нему, стать ближе.

Широко распахнутыми глазами Сэхун смотрит на грудь Чонина, и только через минуту до него доходит, что прямо сейчас он в силах дотянуться до груди Чонина губами. Что может коснуться губами почти чёрных сосков. Как только Сэхун это понимает, сразу же вскидывает голову и припадает губами к цели. Жадно целует, втягивает в рот, облизывает и слегка прикусывает зубами, воруя у Чонина тихий низкий стон. Тут же переключается на обделённый вниманием тёмный кружок слева, трётся губами о выпуклую вершинку, обводит влажным языком и смыкает губы, чтобы подержать во рту и ощутить чуть солёный вкус Чонина.

Насытиться Сэхун не успевает, потому что Чонин ускользает опять. Но теперь желание не поддаётся контролю вообще. Сэхун обиженно стонет и выгибается под Чонином. Он по-прежнему хочет больше. Ещё больше. Открыто смотрит на бёдра Чонина и облизывает губы. Чонин с тихим смешком упирается руками в матрас и сдвигается ещё. Ровно настолько, чтобы Сэхун мог дотянуться до его члена самым кончиком языка — не больше. И это такая мука, подлинное издевательство, но Сэхун даже этому рад. Он торопливо касается кончиком языка головки и опять хрипло стонет, потому что это несправедливо. Он может лишь смотреть на крепкий ствол, мечтать о том, чтобы почувствовать его внутри. И всё. Больше он не может ничего. Лишь попытаться ещё раз коснуться головки языком. Но Чонин не даёт ему такой возможности. Сдвигается обратно, устраивается между широко разведённых ног, сжимает в ладони член Сэхуна и позволяет дотянуться только до губ.