— Догадываюсь.
— Голубчики мои, — вмешался в их разговор седой боцман, — шлюпки уже подали, пора грузить.
Петро и в мыслях не мог допустить, что столько разной поклажи находилось на галере. Не успевала отчалить перегруженная так, что еле держалась на воде, лодка, а к трапу подносили новые и новые сундуки, ящики, тюки, плетеные корзины с провизией. Кучи поклажи росли и на берегу. Не хватало возов, коней, чтобы отправить ее в Новые Кайдаки, где, как стало известно, остановился на несколько дней двор императрицы. Часть провизии, которую везли аж из Киева, начала портиться. В воду, чтобы не загружать лодки (матросы и так криком кричали), летели подгнившие апельсины, заплесневелый хлеб, протухшие яйца, которые тут-же, падая сверху живыми комками, расклевывали проворные речные мартыны. Последними вывозили мягкие диваны и кресла, письменные, ломберные, туалетные столы, бюро красного и палисандрового дерева, резные комоды, свернутые в рулоны ковры, посуду в двойных тяжеленных коробах.
Один из таких коробов выскользнул из рук и, подняв фонтан брызг, пошел на дно. Возле «Самары», едва отчалив, опрокинулась шлюпка со всей поклажей. Внезапно искупанные в прохладной еще воде гребцы растерянно вертели головами, пытались схватиться за осклизлое днище. Сгоряча они, наверное, не чувствовали, что достают уже ногами дна, и силились во что бы то ни стало вскарабкаться на опрокинутую лодку.
Это неожиданное приключение развеселило лодочников. Раздался хохот. На головы гребцов со всех сторон посыпались насмешки. Хоть какое-то развлечение в тяжелой, однообразной работе.
Наконец потерпевшие сообразили, почему над ними потешаются, и, выбравшись на берег, потрусили подальше от посторонних глаз, снимая и выкручивая на ходу мокрую одежду.
Разгрузили суда уже под вечер. А утром поступила команда сниматься с якорей и идти в кильватер в Половицу, неподалеку от которой уже якобы построили пристань.
— А болтали, что галеры покинут здесь, — сказал Сошенко, протягивая своему напарнику рукоять весла. — Еще, браток, поколотим воду этой мешелкой. — И трудно было понять, сожалеет он или радуется такому повороту событий.
Пустое судно легко шло по течению. Весла лишь прикасались к поверхности воды, а холмы, деревья, хаты, кустарники на берегу проносились мимо с такой скоростью, будто их везли быстрые кони.
От Новых Кайдаков, подступавших к самому берегу заборами и камышовыми плетнями крестьянских дворов, поплыли тише. На передних галерах «сушили» весла. Матросы с длинными шестами в руках пристально всматривались с бортов каждого судна в темную днепровскую воду.
— Что они там ищут? — выглянув сквозь весельный порт наружу, спросил Иван у боцмана, спускавшегося по трапу на гребную палубу.
— Забо́ру[89], голубчик, чтоб самим не искупаться, подобно вчерашним гребцам, — ответил старик. — Здесь, в Архиерейском проливе, острые камни прячутся под водой. Летом они видны и их можно обойти, а в половодье, весной, напороться на них — что раз плюнуть, разве же разглядишь издали в мутной воде эту бесовскую преграду?
Только теперь гребцы узнали, что их боцман, Гнат Перейма, вырос в здешних местах, на Самаре, рыбачил возле острова Конского, который тянется более чем на версту поперек гирла реки, и тут, в Архиерейском заливе. Рассказал, пока «сушили» весла, каких осетров им приходилось накалывать сандолей — зубчатым казацким острием, как, не имея соли, хранили по нескольку суток рыбу в пепле, а затем полдня окуривали густым дымом, из сырой лещины. Рыбу меняли на всякие товары в Кодаке и в Половице, пока не началась война с османцами. Весной в году семидесятом прошли они на своих байдаках через все пороги вплоть до крепости Александровской, а оттуда уже вольной водой в лиман под Кинбурн и Очаков.
— Значит, можно через пороги? — с надеждой посмотрел Петро на старого боцмана.
Он почему-то был уверен, что Андрей Чигрин где-то там, возле моря или на Ягорлыке, и его не пугали ни «ненасытецкое пекло», ни «волчье горло», ни другие водовороты, о которых он наслышался от старых матросов. Готов был плыть дальше, если уж решился на этот шаг и прогреб веслом сотни верст.
— А почему же нельзя, — ответил Перейма, — хоть наши галеры и не байдаки. Только в этом деле, голубчик, нужно иметь не увальней, а ловких, смелых и зорких людей. Риск большой. Кто отважится? Суда громоздкие, прозеваешь миг — и только щепки полетят от них в том бешеном водовороте. Я уже насмотрелся. Сам на волоске был не раз.
— Как же тогда проходят купеческие суда к морю из Киева? — поинтересовался Бондаренко. — Сколько их обогнали мы на Днепре!
89
Забо́ра — гряда подводных камней, пересекающих речку, но, в отличие от порога, не до конца.