- Привет! Вы чего?
Миша чуть посторонился и вытолкнул вперед себя Олега. Обе его кисти были плотно запеленаты бинтами. Игорь помрачнел:
- И – что?
- Перевязка нужна. Там – кровит, - промямлил Мишка.
- Я разгребать за вами не нанимался! – вспылил Игорь и пошел к крыльцу.
- Мы поняли. «Спасибо!» - буркнули ему в спину.
В дежурке было пусто. На крошечной кухне сменившаяся еще час назад врачиха точила лясы с кастеляншей. Игорь смелой рукой сгреб ее в объятия:
- Мам Даш, выручай! Подмени на полчаса: приятеля надо к врачу отвести. Я отслужу потом, окей?
Пожилая усталая женщина скривила губы, но покорно вздохнула:
- Ладно, Гош. Надо – иди.
Он чмокнул сменщицу в щеку и поспешил вслед за двумя придурками.
Ставший вдруг хрупким и растерянным Олег насупился:
- Едем домой!
Но Миша мягко, но настойчиво подтолкнул его к больничной аллее:
- Не, пойдем в хирургию!
Они миновали роддом, гаражи, длинный новый корпус, когда их торопливым шагом нагнал Игорь:
- Здесь - направо!
- Не надо, сами разберемся! – огрызнулся Самсонов.
Но Игорь окатил его ледяным презрением:
- Ты уже показал, на что способен. Теперь язык в жопу засунь и делай, что говорят.
Речь шла о помощи Олегу, поэтому Мишка заткнулся, пропустил обоих спутников в дверях и молча пошел следом.
Пожилой хирург Николай Кириллович, закончив прием, укладывал в портфель очешник, мобильник и газету с кроссвордом, когда в дверь постучали.
- Кириллыч, привет. Помоги! У друзей – ножевое. В травмпункте, сам знаешь, начнётся: дознание, менты…. А ребята – хорошие.
Старик обернулся к вошедшему:
- Игорь? Здравствуй! …А потом «хороший» додумает, накатает заяву в полицию, и я буду объясняться, почему тайно делал криминальную операцию? Да я и Катю уже отпустил….
- Я поассистирую. Не накатают. Они вообще-то – близкие друзья. А тут - переклинило, и один другого… ножом…
- «У попа была собака, он ее любил»,… – ухмыльнулся хирург: - Ну ладно, зови!
Через пять минут Олега обкалывали лидокаином под яркими софитами перевязочной. Отмочив припёкшуюся повязку и глядя на ровные, параллельные порезы, Игорь удивленно присвистнул:
- …Хрена себе! Это ты сам, что ль, пилил?
- А кто же? – флегматично проговорил Олег. А потом, сообразив, что имеет в виду приятель, возмущенно дернулся: - Ты что? Как ты мог подумать!?...
- Сидеть! – рявкнул на пациента Кириллыч, уже примерившийся к рваной ране тенара* изогнутым иглодержателем. – …Игорь, я напишу на тебя «неполное служебное соответствие»! Что за трёп во время операции?!
- Простите! – смутился Игорь. – Молчу. Тихо, Олег!
Мишка полчаса мерил шагами больничный коридор. Наконец, они вышли.
- Всё ок. В среду - перевязка. Больничный - на четыре дня, – бодро отчитался Игорь, а потом, словно извиняясь за свою недавнюю грубость и обидные подозрения, легонько толкнул Мишку плечом в плечо: - Ты чего за мужем не следишь?
- На минуту оставил! – огорченно пробормотал тот.
- Значит, даже ни на минуту не оставляй! Дома дашь ему крепкого сладкого чая, а то от наркоза давление может упасть. Всё, я - работать.
Миша протянул ему руку:
- Спасибо! Я - твой должник.
Игорь отмахнулся и быстрым шагом поспешил по коридору.
Они вызвали такси. И уже на улице, пока ждали машину, Олег негромко спросил:
- Ты правда… вернулся?
- Если ты меня примешь обратно, то – да.
- Может, твои вещи сразу заберем?
Когда такси остановилось у подъезда Мишкиного временного пристанища, Миша потянул Олега за собой:
- Пойдем, поможешь.
Олег напряженно сдвинул брови, но пошел. И только на лестничной площадке тормознул:
- Я здесь подожду.
Но Мишка широко распахнул дверь:
- Нет, заходи! Увидишь: я жил здесь один.
Пока Олег сдержанно оглядывал съемную квартиру, он споро распихал по сумкам шмотки, бритву с шампунем, футбольный насос, пару детективов в мягких обложках. Выпотрошил холодильник. Прошел по кухне, проверяя полки и шкафы:
- Всё. Нигде ничего моего не осталось. …Мне было здесь, без тебя, очень плохо. Не отпускай меня больше, пожалуйста!
Дома он помогал Олегу раздеться.
- Смотри, у тебя кровь на колене. И на локте. Идем, отмою.
- Я сам,… – смутился Олег.
- Как? Языком, как кошка?
Вариантов, действительно, не было. Олег позволил любовнику раздеть себя, залез в ванну, высоко поднял забинтованные кисти. Миша оттирал мочалкой запекшуюся кровь, намыливал другу подмышки. Подчиняясь его движениям, Олег поворачивался, наклонялся, выше задирал ладони. И, хотя Мишкины руки касались самых интимных мест, ни у одного, ни у другого не встал. Не о том сейчас была их история. Не о ебле. Не о страсти даже. О Любви. О большой, настоящей и сильной Любви.
Да, они ее предали. Оба. Миша – в ту секунду, когда захлопнул за собой дверь. Олег – когда занес нож над своими ладонями. Ее презрительно клеймили близкие и далекие: «наигрался в ляльку, бросил», «один другого - ножом»…. Даже Юрка скептически вторил: «ты снова уедешь». Но – преданная и оболганная – Любовь их жила. Держала их на плаву. Не дала Мишке запить. Уберегла Олега от душного, липкого, владевшего им когда-то в Москве, страха. Любовь помогала им сейчас собирать, склеивать то, что они пытались разбить. И делала желанной и уютной их квартиру - со сваленными в коридоре сумками, с кухней, залитой кровью и вином, усыпанной битой посудой и затоптанными огрызками нетронутого ужина.
Выждав, пока Миша вытрет его широким полотенцем и завяжет пояс халата, Олег виновато и чуть вопросительно выдохнул:
- Ты прости меня, Минь!?
- Мне очень больно. Вот здесь! – Миша удивительно точно накрыл ладонью сердце.
- Я не знаю,… как дальше, - голос Олега сорвался в шепот.
- Мы справимся, - спокойно ответил Миша. – Про Юру я понял. Остальное – решим. Идем тебя чаем поить!
Он поставил чайник на огонь и стал собирать с пола осколки. Но когда чай был готов, Олег уже дремал у стола, уронив голову на забинтованные руки. Будить его Мишка не стал. Бесшумно, стараясь не звякать посудой, наводил порядок на их разгромленной кухне. Мыл полы, вытирал забрызганные стены. Сунул под кран окровавленный нож, потом подумал и бросил его в мусор. Он убрал всё, поужинал и постоял под теплым душем, а Олег всё спал, и плечи его чуть вздрагивали время от времени.
- Лёлечка, пойдем ложиться! – он осторожно тронул друга за локоть.
- А? – встрепенулся Олег. – Я заснул…. Это из-за наркоза, наверно, - и, когда они уже пришли в комнату, проговорил просительно: - Трахни меня, Минь!?
И тут Мишка смутился. Да, он был горячим, сильным, здоровым двадцатисемилетним мужиком. Да, последние три недели единственным его «партнером» был собственный кулак. Да, его в постели ждал человек, которого он любил и хотел. Но при одном только воспоминании об изуродованных ладонях Любимого, при звуке его дрожащего, испуганного голоса, под взглядом опустошенных, словно из московского прошлого возвратившихся глаз, Мишке хотелось отчаянно и безысходно завыть, а не ****ься. Под ложечкой мерзко дрожало, в горле стоял ком. А Олег смотрел на него с какой-то кроткой, пугливой надеждой. Он лег и развернул Олега к себе спиной. Начал гладить его ягодицы, пробираться пальцами в нежные местечки. А сам напряженно и озабоченно пытался вспомнить, представить хоть что-то, что отвлекло бы его от страшной сегодняшней правды. Закрыв глаза, он вспомнил московскую студию. В своей фантазии «собрал» там кучу народа: Клея, Кристину, Арни, медсестричку из Кулябского госпиталя. Член его поднялся, он смог войти и, сжав Олегово плечо, толкался, потихоньку приближаясь к разрядке. Но когда Олег, чуть откинув плечо назад, положил ему на бедро перевязанную руку, у него упал – сразу и окончательно. По плечам Олега прошла легкая судорога, и он спросил бесцветным голосом: