- Мне - охуенно! Мне лучше не было ни разу в жизни! – выдохнул Мишка. – Я не знал, что так бывает!
- Одевайся! Замерзнешь! Промок!
- Печку включим! – Мишка натянул штаны, в самом деле, от росы мокрые до нитки.
- Все вентиляторы на себя направь! – озабоченно проговорил Олег.
Мишка расслабленно и чуть устало улыбался, садясь за руль и поворачивая ключ в замке зажигания.
Уже у дома, когда он заглушил мотор перед подъездом, Олег спросил:
- Минь, теперь, со шрамами, мои руки стали хуже?
Миша взял его ладонь и, в темноте безошибочно найдя полоски рубцов, осторожно провел по ним пальцем.
- Нет. У меня теперь точно такие же шрамы – вот здесь, - он скользнул рукой по футболке там, где билось его сердце. – Чтобы я помнил и знал, что нельзя тебя оставлять ни на минуту. Да, это - больно. Но я от этого люблю тебя еще сильней!
Эпилог.
На вопросы друзей и знакомых «Как жизнь?» Александр Аркадьевич ронял небрежно: «Удалась!» Счета в Швейцарии, дома в Италии, у каждой из двух взрослых дочерей - по коттеджу в Подмосковье. Плюс - студия: завидные доходы, драйв, клубничка, креатив. Что еще нужно человеку, чтобы встретить старость? Но тут – совсем некстати - Зюзя, «старший» компаньон, стал сдавать, прибаливать и отошел от дел, поставив вместо себя сына. Тот – молодой, нахрапистый, бизнес вёл рисково, грёб под себя и старую команду с первых дней стал вытеснять. Аркадьич упирался поначалу, но когда среди актеров появились малолетки, акции свои продал и свалил от греха подальше. Чтоб не сидеть без дела, «замутил» агентство: переводы, копирайт инструкций-этикеток для БАДов и чудо-пилюль. Уходя со студии, он мстительно сманил с собою Клея. И двуязычный мулат закрыл в его переводческом бизнесе «французскую» нишу. Подтянулись знатоки китайского, немецкого, иврита. И агентство стало набирать заказы и популярность в околомедицинских кругах.
По нуждам бизнеса, в поисках дешевой типографии, собрался Александр Аркадьевич в Новгород. Вот тогда Клей и ввернул к слову, что там живут Серебряков с Самсоновым. Аркадьич припомнил ту парочку. Размяк, заностальгировал, спросил у Клея Серебряковский телефон и позвонил - предложил пересечься. Олег не отказался. Правда, потом, перебирая давнюю историю, Аркадьич засомневался: стоило ли ворошить прошлое? С пацанами некрасиво вышло: что Олега студия сломала, что Мишка отработал четыре месяца почти за еду. Ведь квартиры, в которых жили «артисты», принадлежали студии, и никто за них за год вперед не платил. А грабительский контракт всем новичкам предлагали подписать, не один Самсонов попался.
Аркадьич хотел отменить встречу, но не выбрал время позвонить…. А сейчас, после странной сцены с малышом и его уродливой мамашей, входя с Самсоновым в подъезд, мысленно ругал себя: «Зачем приехал?!» Самсонов был, как видно, «в шоколаде»: машина, одежда, уверенно расправленные плечи. Дорогой шлюхой, что ль, заделался? Или альфонсом* живет? Старуху богатую «пользует», она вон его в дубленку нарядила. А с Олегом, похоже, беда: Самсонов его бортанул, он прибился к старой косноязычной калеке с ребенком…. Пришло Аркадьичу в голову, что и малыш-то может – Мишин, иначе зачем Самсонову его на машине возить да мамашу «строить» за легкие ботинки? «Помог», видно, другу по старой памяти: дитё заделал, раз уж Олег - не мужик…
Михаил распахнул дверь в квартиру:
- Входите!
- Я на пару минут. Посмотреть, как живешь. Тебе Клей привет передавал,… - Аркадьич топтался в прихожей, прикидывая, как бы поскорее распрощаться. – Вот – держи! - он вынул из пакета «Хеннесси»*.
Мишка покрутил в руках подарочную коробку:
- Это - Олегу!
«Бухает Олежка», - подумалось Аркадьичу. И тут он почему-то решил остаться. Захотелось заглянуть в глаза человеку, которому жизнь сломал. Мучительное это было желание. Не злорадное, виноватое, больное.
- …Я его дождусь, - проговорил он, начиная расстегивать итальянское пальто. – Он - скоро?
- Да. Раздевайтесь, будьте как дома! – и Михаил скрылся в кухонных дверях.
Квартира была ухоженная, с ремонтом. В коридоре - фотки, взятые в багет: Миша на футбольном поле с кубком, и Миша с малышом – кажется, с тем же, что был сейчас во дворе. Сколько человек живет в квартире, Аркадьич не понял, даже зайдя в ванную. Халат там висел один, а зубных щеток было три: две обычных, одна – маленькая, детская. Он потянулся было в шкафчик заглянуть, но сам себя одернул: не хватало еще в чужом белье копаться! На кухне хозяин шинковал картошку, высыпая порцию за порцией в шипящее масло, потом поставил на стол дорогие бокалы и достал бутыль из холодильника:
- Вино – домашнее, молдавское. Попробуете?
Аркадьич самопальной сивухи не любил. Но сейчас, малодушно отдаляя минуту неприятной, горькой правды, кивнул головой. Пробовал вино. Ругал погоду. Рассказывал о новом бизнесе, потом - о Клее, Ярике, Марине – давних знакомых, с которыми Самсонов снимался на студии. Миша сновал от холодильника к столу, открывая банки домашних солений, филигранно полосуя красную рыбу, и - слушал, задавал вопросы, вспоминал давние истории. Аркадьич смотрел на него исподлобья, и в душе его вскипала досада: «Бросил друга, а сам – жируешь?!» Тут зачирикал дверной звонок и сразу завозился ключ в дверях.
- Идемте встречать! – разогнулся от плиты Мишка.
Аркадьич трудно вздохнул и пошел пить до дна свою сегодняшнюю чашу.
Он настолько поверил в нарисованный воображением образ несчастного Олега, что на минуту лишился дара речи, когда настоящий, живой Серебряков вошел в квартиру.
Олег не спился. Не потух. Не вышел в тираж. Молодой – на вид, кажется, не старше Самсонова, широкоплечий, со смеющимися глазами, он сунул на полку лохматую лисью шапку, отдал Мишке пакет со звякнувшими внутри бутылками и протянул гостю руку:
- Добрый вечер, Александр Аркадьевич.
Первое, что подумал Аркадьич, чуть придя в себя: как же сильно был болен Серебряков там, в Москве!
- Привет, Олег! Рад видеть! …Какие вы с Мишей оба… Заматерили. Поднялись, - и, глядя, как привычно Олег берет с горки тапочки, спросил: - …На два дома живешь?
- Я? Почему? – удивился Олег.
- Ну: там – жена с ребенком, здесь - Миша.
- Нет. Это Юра на два дома: то у нас, то у матери. А меня разве Самсонов отпустит? Когда Светка беременная ходила, я с ней собирался расписаться, ну – чтоб не усыновлять. Так этот, - Олег иронично покосился на друга, - ключи бросил, - он сделал красивый решительный жест, - и умотал к родителям. Я за полторы тысячи километров ездил за ним, уговаривал вернуться.
- Долго уговаривал? – улыбнулся Аркадьич.
- Минут пять - точно! – хмыкнул Олег и обернулся к Мише: – Сделай кофе, а? Смотри, как я замерз! – и коснулся Мишкиной щеки холодной ладонью.
- Ты обалдел? – вдруг взвился тот. – Я ж говорил утром, что – мороз! Теплые перчатки не судьба была достать из шкафа?! Цыпки хочешь заработать? – он сердито дернул плечом и ушел на кухню.
- Минь, я не успевал утром…. Они не нашлись…. Они на антресолях, наверно! – виновато зачастил Олег ему в спину. Потом подмигнул Аркадьичу: - Так и живем: шаг вправо, шаг влево – считается: побег!
Когда Аркадьич вслед за Олегом вошел на кухню, Мишка стоял перед кофемашиной:
- Лёль, не мелет ни хрена. …Что делать?
- Это ты меня спросил? Кто у нас технарь?
- Причем здесь «технарь»? Она ж на гарантии. Я вскрою пломбу на корпусе, а они потом обслуживать откажутся.
- Ну, значит, надо в сервис везти, заяву сочинять….
- И кто у нас гуманитарий? – ехидно покосился на него Миша.
Аркадьича усадили у окна. И с нового места ему были видны детские рисунки, прикрепленные магнитиками к холодильнику, и большое фото, на котором у озера с удочками в осенний яркий день сидели Олег и Миша в камуфляжах* и Юрка в яркой курточке.
Мишка рассыпал по тарелкам картошку. Олег скреб ножом наклейку с коньячного горлышка.