* * *
Он снова видит этот сон и просыпается в слезах. Идет на кухню. Водки в доме нет. А вином – разве успокоишься!? Он достает с дальней полки коньяк и, закидывая голову, пьет прямо из бутылки. Напиток обжигает горло, и он заходится в сдавленном кашле. Включает воду, пьет, зачерпывая полные ладони, а потом утыкается лицом в мокрые руки и плачет над раковиной в смутной надежде, что звуки его рыданий заглушаются плеском текущей воды.
- Олег! Олег! Что случилось!? …Лёлечка!
Мишка не мог его услышать – у них большая квартира в «сталинском» доме. Но он – понял, почувствовал, откликнулся на его слезы и боль. В трусах, с сонным видом, он появляется в кухонных дверях и обнимает любимого за плечи:
- Лёлька, что ты? Что-то болит? Нет? …Опять тот сон? Маленький мой, успокойся!
Олег поддается его рукам, как во сне поддавался выросший Юрка, разворачивается и утыкается в широкое плечо.
- Прости, Минь! Да, снова….
Мишка гладит его затылок и шею теплой ладонью:
- Всё хорошо, мой родной. Мы – вместе. Я никуда не уехал.
Через пару минут Олег затихает. Мишка отпускает его плечи и лезет убирать коньяк.
- Миня, не надо! – вскрикивает Олег.
- Да не беру я, не беру. Мне не нужно! …Может быть, уберем его из дома? Зачем так… каждый раз?
- Нет, - качает головой Олег. – Пусть будет. Хороший коньяк. Для гостей же.
- Я сколько раз тебе говорил: если снится - буди меня сразу! Зачем мучиться, а?
- …Ты так сладко спал! – Олег уже улыбается.
- И мне снилось, что мы с тобой и Юркой плаваем в Карелии!
Олег вздрагивает.
- … «С тобой» я сказал, - повторяет Миша. – Вместе.
- Пап, что случилось? Миш?... – возникает в дверях встревоженный сонный пацан.
Юрке одиннадцать лет. И он проходит все степени взросления с яростным отстаиванием собственного «я», с истеричной любовью к родителям, через час сменяющейся сердитым «вы меня позорите!» и прочими прелестями взросления и становления нового характера.
- Юра, иди ложись! У нас всё в порядке, - резковато отвечает Миша. А ведь обычно в их семье он – «добрый» отец, а Олег – «строгий».
- Не ругайся на него! – шепчет Олег. – Не надо!
- Иди ложись! – голос «доброго папы» становится мягче.
Босой Юрка проходит к столу, наливает чашку воды и пьет жадными детскими глотками.
- Опять конфет наелся на ночь? – спрашивает Олег.
- Не. Не ел. Спокойной ночи! – мальчишка вытирает ладонью подбородок и уходит, оставляя отцов решать их ночные проблемы.
- Вы так с ним ругались… во сне, - выдыхает Олег, когда за сыном закрывается дверь. – И он был совсем взрослым.
- И где я жил на этот раз? – иронично спрашивает Мишка.
- В Австралии.
Миша смеется:
- В следующий раз, видимо, ты отправишь меня прямо на Марс! Эх, попасть бы хоть раз в твои сны, навести там порядок.
- Ты и так там бываешь… всегда, - отвечает Олег. И тоже уже улыбается.
- Идём? – Миша берет его за запястье.
- Минь, тебе нужен ребенок, - говорит Олег, пока они идут в комнату. – Обязательно. Свой, родной, «самсоновский».
- Давай Юрку вырастим сначала? – отвечает Миша. – И потом, где ты мамашу для него найдешь?
- По объявлению. Навалом баб, которые замуж не вышли, а ребенка - хотят. Я завтра же дам объяву в интернете, ладно?
Разговор этот возникает не впервые. И до дела он пока ни разу не дошел. Но, видимо, назрело. Видимо, нужно решать.
- Ладно, Лёль. Только чтоб ты не ревновал к ней, ладно? Чтоб не соплячка и не старуха, чтоб родила нормально, ок?
- Водить будешь сюда, - шепчет Олег.
- Подожди, давай найдем сначала, кого водить-то, - усмехается Миша.
Всё заканчивается так, как в прошлые разы. Так, как должно кончаться. Как надо им обоим: Олегу - чтобы убедиться, что он нужен и дорог, Мише – чтобы успокоить любимого.
Мишка ложится на спину, и Олег начинает его ласкать. Долго. Медленно. Сладко. Так, как любит его Минька. Так, как кроме него не умеет никто во Вселенной. Когда Миня уже больше не может терпеть, привставая на лопатки и бормоча:
- Давай уже, Лёлечка. Ну, давай же! Скоро… Вот-вот….
Олег подсовывает под его поясницу сложенный вдвое угол одеяла, и неторопливо, нежно входит. И начинает томный «танец», в конце каждого движения вдавливая любовника в постель и чуть сильнее разжимая его раскинутые ноги.
- Да, Лелечка! Да! – выдыхает Мишка и, закусив губу, чтоб приглушить стон, кончает, выгибаясь и напряженно, «в струну», вытягивая ноги в сладкой судороге.
Олегу требуется еще какое-то время. И Минька, «остывая» от оргазма, нежно гладит его плечи:
- Лёлька. Охрененный. Я – люблю.
Олег утыкается лицом ему в висок. И выдыхая рваный, хрипловатый восклик страсти, замирает на несколько секунд. На глазах его снова слезы. Но это – слезы счастья. И они тем пронзительнее, чем горше были недавние слезы подспудного страха.
- Спать?
- Да, мой хороший. Спасибо.
Мишка берет Лёлину руку и, прерываясь на поцелуи, шепчет в нее:
- Это всё – моё. Твои руки. Твое тело. Твое желание. Вся твоя жизнь – моя! Не прогоняй меня от себя. Даже во сне. Сышишь, да? Обещаешь?
Олег поворачивает Мишку к себе спиной. Вытирает об его лопатки влажные глаза и, так и не забрав руку из его ладоней, засыпает. Да, с ним случается такое. Пугающие сны. Слезы. Отчаяние. Полузабытая боль. Может быть, всё это он допускает в свою жизнь ради трех слов: «Лёля мой, маленький!» Ему не полагаются эти слова в обычной жизни. Он никогда не слышал их от Мишки белым днем. Но – ночью. В час кошмара. Когда осенний дождь упорно бьет по окнам. Когда мир застыл в ожидании зимы. Когда так страшно быть одиноким, брошенным, ненужным – он позволяет себе слабость. «Лёля мой, маленький!» И они засыпают - оба в счастье и в слезах. Это их жизнь. Их право. Их любовь.
Прим. автора.
* Пулково – аэропорт в Санкт-Петербурге.
* Дек (от англ. deck – палуба) – открытая терраса небольшого частного дома в США и Австралии.
....В...С...Ё....