Четвертое направление в этой категории фильмов, которое следует принять во внимание, — жесткое городское гангстерское кино, снятое в естественной среде, обычно в Мумбае. Это такие фильмы, как «Сатья» (1998) Рама Гопала Вармы и «Негодяи» (2009) Вишала Бхарадваджа. Присущий им исключительный натурализм может подвигнуть на рассмотрение их как соответствующих сегодняшнему политизированному сообществу, но это чистая иллюзия, хотя некоторые политические ассоциации они порождают, например образы персонажей, настроенных против северных индийцев в «Негодяях», вполне узнаваемы. В моем понимании в этих фильмах в ходе сюжетного движения главного героя возникают объекты любви и ненависти подобно тому, как это делалось в более ранних фильмах, но при этом отрицательные персонажи приобретают политическую окраску. Вместо контрабандистов и бандитов 1970‐х нам показывают политических подлецов нового тысячелетия, но как только эта замена становится понятной, столь же внятной становится и узнаваемая любовно-героическая коллизия. В «Негодяях» политик «деполитизируется», когда охотно соглашается отказаться от своих антисевероиндийских убеждений ради денег. Реальному политику потребовалось бы изобразить более твердую неуступчивость, когда дело касается политических взглядов.
По мере того как фильмы, особенно о темных сторонах действительности, все чаще снимаются на натуре, мою гипотезу о времени наррации в кино на хинди становится все труднее отстаивать. Я, однако, мог бы сказать, что «чернушность» «Негодяев» не в меньшей степени мифологична, чем семейное счастье фильма «Кто я для тебя?». Если выделять ключевой маркер, трансформирующий реальный мир в мифологический, то, я думаю, это будет музыка. Фонограмма в фильмах типа «Негодяев» очень шумная, драматичная и лишена пауз, во время которых можно было бы услышать подлинные звуки реальной жизни. Я усматриваю в этом способ заглушить — через звук — «реальность», которую акцентирует визуальный строй, в результате она превращается в мифологический мир вне потока исторического времени.
Использование Голливудом семьи в качестве мотива часто воспринимается как идеологически нагруженное, а изменение в показе семьи отражает, как принято считать, меняющийся социальный запрос. Один из частотных сюжетов семейной жизни — вопрос супружеской неверности, как, например, в «Порочной страсти» (2012) Николаса Джареки, где аферист, владеющий хедж-фондом, чтобы окончательно обрести негативный статус, должен еще изменять жене. Есть, однако, фильмы, где семья никакой роли в сюжетной конструкции не играет, в частности некоторые приключенческие ленты. Семья в кино на хинди в последнее десятилетие, судя по фильмам, сильно изменилась и иначе позиционируется на экране. Хотя роль семьи кажется более существенной, она не сакрализируется, как это делает Голливуд по отношению к нуклеарной семье. Это означает, что она играет другую роль в нарративе, чем просто укрепления традиционных начал, как можно предположить на основе мелодрам, особенно таких, как «Что я для тебя?» (1994).
В репрезентации семьи в массовом кино на хинди есть две стороны: во-первых, генеалогия или семейное прошлое, во-вторых, любовная история, которая завершается рождением новой семьи. Долгое время кино на хинди не обходилось без присутствия родителей, что проще всего прочитывалось как дань традиции. Родители необязательно должны были быть биологическими. В фильме Рамеша Сиппи «Месть и закон» (1975) тхакур выполняет роль отца по отношению к главным героям Джаи и Виру. Нельзя сказать, что родители в фильмах всегда были морально безупречны, они, например, могли быть подвержены влиянию Запада, но это означало, таким образом, что они являются примером отхода от традиции и не могут служить образцом нравственности. В то же время есть моральные авторитеты в «Бобби» (1973) Раджа Капура, где склонные к снобизму родители Раджа показаны в контрасте со свободомыслящим отцом Бобби Джеком.