Джеймс Хэдли Чейз
Кинжал Челлини
Глава первая
Мой кабинет находился на шестом этаже старого здания, стоявшего на окраине Сан-Луис-Бич. С рассвета и до заката в окно нескончаемым потоком врывались крики детей и шум транспорта. Сосредоточиться днем там было практически невозможно.
Поэтому умственной работой я занимался в основном после заката; последние пять ночей я ломал голову, пытаясь отыскать выход из того затруднительного положения, в которое попал. Я чувствовал себя побежденным. Надежды выкрутиться не было. После пары ночных мозговых атак я убедил себя в необходимости сматывать удочки во избежание больших потерь.
Я пришел к такому заключению жаркой июльской ночью, в десять минут двенадцатого, спустя ровно восемнадцать месяцев после моего приезда в Сан-Луис-Бич. По такому случаю следовало выпить. Подняв бутылку, которую я держал под рукой, и убедившись в том, что она пуста, как мои карманы, я вдруг услышал шаги на лестнице.
Другие кабинеты на моем и нижних этажах ночью были заперты. Люди уходили в шесть часов вечера и появлялись утром к девяти. В доме кроме меня остались только мыши; топот чьих-то ног разогнал их по щелям. Уже давно никто, кроме полицейских, не наведывался ко мне. Вообще-то я не ждал визита лейтенанта Редферна в такое время, но иногда Редферн поступал странным образом; он мог внезапно изобрести способ избавиться от меня. Он воспользовался бы подвернувшейся возможностью выгнать меня из города в любое время суток.
Шаги раздались в коридоре. Человек не спешил; он был явно грузен и двигался размеренно.
Я нащупал в кармане окурок, чиркнул спичкой и закурил. Это был мой последний «бычок», я приберегал его на подобный случай.
В коридоре горел свет, он проникал через матовое стекло двери; настольная лампа отбрасывала яркое пятно на поверхность письменного стола, но остальная часть комнаты оставалась темной. За полупрозрачной дверью появилась тень; возле порога замер великан. Его плечи заслоняли стекло. На голове размером с большую тыкву сидела шляпа, подобная той, что носили киношные рыцари плаща и шпаги в те времена, когда я пешком под стол ходил.
Постучав, незнакомец повернул ручку и распахнул дверь. Человек, остановившийся у порога, напоминал своими габаритами двухтонный грузовик. Под носом у него торчала тоненькая щеточка усов, а маленькие темные глазки, заплывшие жиром и уставившиеся на меня, напоминали дикую сливу в сахаре. На вид ему было лет пятьдесят, не больше. Он страдал одышкой, свойственной тучным людям. Верхняя часть его шляпы находилась чуть выше края дверного проема, и ему пришлось пригнуться примерно на дюйм, чтобы пройти в комнату. На нем было длинное тесноватое пальто с воротником из каракуля и начищенные до блеска туфли на полуторадюймовой платформе.
— Мистер Джексон?
Скрипучий, высокий голос мужчины не гармонировал его габаритами.
Я кивнул.
— Мистер Флойд Джексон?
Я снова кивнул.
Он шагнул в комнату и, не оборачиваясь, захлопнул дверь.
— Вот моя визитная карточка, мистер Джексон.
Он бросил карточку на мой стол. С его появлением комната стала тесной, в ней уже не хватало воздуха.
Не двигаясь, я посмотрел на карточку. Там значились лишь его имя и фамилия. Ни адрес, ни профессия не были указаны. Только два слова: Корнелиус Горман.
Пока я разглядывал карточку, он пододвинул стул к столу. Крепкий, добротный стул, сработанный на века, жалобно заскрипел под весом Гормана. Теперь, когда гость сел, в кабинете образовалось немного свободного пространства, и воздух снова зациркулировал.
Он положил пухлые пальцы на конец трости. Бриллиант размером чуть поменьше круглой дверной ручки сверкнул на мизинце гостя. Кем бы ни был Корнелиус Горман, деньжата у него водились. Я явственно ощутил их запах. Мой нос великолепно улавливал аромат банкнот.
— Я наводил о вас справки, мистер Джексон, — сказал он, изучая мое лицо. — Говорят, вам палец в рот не клади.
Во время последнего визита лейтенант Редферн заявил мне примерно то же самое, правда, в более резких тонах.
Я молчал. Любопытно, что ему обо мне известно.
— Вас считают умным и хитрым; очень, очень хитрым и ловким, — продолжил толстяк. — У вас есть голова на плечах, и вы не страдаете от избытка честности. Вы человек отчаянный, мистер Джексон, но вам не откажешь в мужестве, выдержке и силе характера.
Он посмотрел на меня поверх своего бриллианта и расплылся в улыбке. Почему-то, без видимой причины, кабинет показался мне парящим высоко в воздухе, а ночь — тихой, прозрачной. Я представил себе кобру, притаившуюся в зарослях — жирную, гладкую, но опасную.