– Ты переволновалась, Верочка, – сказала Елена.
– Я видела.
– Таня, – сказала Елена, – там в шкафу халат Гуськовой висит. Она у нас маленькая.
– А носки я ей свои дам, – подхватила Татьяна. – У меня есть вязаные, на случай холодов.
Татьяна убежала – крепенькая, будто выточенная из пробки.
– Ты уже большая девочка, – сказала Елена Борисовна, – и не очень счастливый человек. Поэтому ты должна понять: вся история с погибшей женщиной, а особенно после взрыва – слишком сложна, чтобы в ней разобрался наш сельский детектив. Скорее всего, он тебе не поверит. В худшем случае заподозрит тебя в каких-то кознях. Но в любом случае к разгадке мы не приблизимся.
Верка кивала, не глядя на Елену. И не могла решить, говорить ли ей о детеныше с гранатой.
– У тебя есть с кем посоветоваться? – спросила Елена.
– Он почему-то не пришел, – сказала Верка. – Я его ждала, он у ворот обещал меня встретить.
– Я не спрашиваю, кто этот человек. Надеюсь, ты мне сама расскажешь... что сочтешь нужным.
Пришла Татьяна, в руке носки, через руку – белый халат.
– Я зайду к бабе Элле, – сказала Верка.
– А потом Ванечка отвезет тебя домой. На своей «восьмерке», – сказала Елена Борисовна.
– Ой, как здорово!
– Не ехать же тебе в электричке в одном халатике! – сказала Татьяна. – Конечно, подвезет!
Елена дошла с Веркой до палаты, чуть придерживая ее под локоть на всякий случай.
Глава 7
В бабиной палате царила паника.
Сама баба Элла сидела на кровати, свесив босые ноги, и громко требовала:
– Кто-нибудь, в конце концов, даст мне ответ: где моя внучка? Что вы с ней сделали?
Увидев Верку, баба Элла тон не сбавила.
– Я слышала ужасный взрыв! – заявила она. – Почему мне никто ничего не рассказывает?
– Да здесь она! – крикнула Клавдия Семеновна.
– Я здесь, бабушка! – поддержала ее Верка.
– Тебя что, ранило? – опомнилась баба Элла.
– Нет, я целая.
– А почему тогда в одном халате?
– У меня платье порвалось.
– Да ты что, с ума сошла? Ты понимаешь, что оно у тебя последнее? У меня нет денег тебе каждый день по новому платью покупать!
Бабушка входила в раж, будто залезла на высокую трибуну. Сейчас начнет кого-нибудь разоблачать.
Елена Борисовна, будто заранее знала, заглянула мимоходом, пробегая по коридору, и сказала:
– Девочка совершенно ни в чем не виновата!
– Да уж, разумеется! – откликнулась баба Элла. Она посмотрела на Верку, как Наполеон на блоху, и приказала: – Садись и смотри.
Верка села. Баба Элла протянула ей фотографию, небольшую, поляроидную. И зашипела, предупреждая: показ секретный!
Верка сразу узнала фотографию. Ее показывал милиционер, а потом, видно, забыл взять.
– И что? – спросила Верка.
– Неужто забыла?
– Я ее видела?
Верка сразу встревожилась, как заяц, который почуял волка, но еще не догадался, с какой стороны он идет.
– Папаню знаешь? Ну, Папаню?
– Еще бы не знать.
Баба говорила шепотом, чтобы не слышали соседки по палате. Правда, почти никого не было, а Клавдия Семеновна торчала у окна, смотрела на пожарную машину.
– Он же ее из Северодвинска привез! У лейтенанта увел! Это так судили, что его оттуда выселили, а может, и сам убежал. Точно не знаю, чужие дела меня не интересуют.
«Вот именно, – подумала Верка. – А что же тогда тебя интересует?»
– Как ее зовут? – спросила Верка.
У нее уже зародилось подозрение. Она же не дура, простите.
– Ее? У нас фотография должна дома быть. Она с Маринкой и этой, ну как ее... Устиновской! Три боевые подруги!
– Как? Ее? Зовут?
Если надо, Верка может спрашивать, как следователь на важном допросе.
– Как? – Баба задумалась. Она не притворялась. Просто забыла.
– Оксаной? – не выдержала Верка.
– А ты откуда знаешь? Вспомнила, да? Вспомнила?
– Так Оксаной?
– Ну а как же еще? Оксана. Они с Папаней сначала хорошо жили, он даже не пил. Представляешь?
– Баба, даешь слово, что на фотографии изображена Оксана, жена Папани и мамина знакомая?
– Никаких слов я тебе не дам. Я старая женщина, пожилая, у меня здоровье подкачало.
Баба притворялась немощной и растерянной. Боялась.
– Ты что-то знаешь?
– Да кто мне скажет? От меня всё таят.
– А что случилось с этой Оксаной? Почему я не знаю? Почему я о ней не слышала?
– А она пропала, – просто сказала баба Элла. – За год до твоей мамочки.
Баба Элла – папина мать, не мамина, поэтому она не переживала. Вот отца она всегда защищала. А маму ей не жалко. Она ее никогда не любила.
– Дай фотографию.
– Да забери ты ее! На черта она мне сдалась? Сама милиционеру отдашь.
– Она пропала – и не нашли?
– Папаня даже спился с горя. А теперь вот нашли. И зачем только ее взорвали?
– Морг взорвали из-за нее? – Верка произнесла вслух собственные мысли. – Почему детеныш взорвал морг? Чего они испугались?
– Лучше помолчи, Верка, – посоветовала баба Элла, – а то они и до тебя доберутся. Я тебе по-детективному скажу: идет ликвидация свидетелей.
– Кто они?
– Видит бог, не знаю, но моя интуиция говорит, как шаг чеканит. Молчи. Даже про морг никому ни слова. Пускай они сами разбираются. Уезжай.
– Правильно, – согласилась Верка. Она представила, что Олег там мается у ворот, а мимо пожарные ездят. Он не знает, но беспокоится, не случилось ли что с Веркой. Не может он не беспокоиться. – Я поеду. Меня Иван Сергеевич обещал подвезти.
Баба Элла сначала произнесла заготовленную фразу:
– Чтобы завтра Катьку как следует подоила. Из-за тебя я целый день лечебного питания пропустила... – Тут она спохватилась и завела другую песню: – Это почему он тебя повезет? Что ему приспичило?
– Добрый, вот и повезет. Ему по дороге.
– Знаем мы эту доброту! – Заколки у бабушки выпали, волосы прядями упали на плечи. В больнице баба не красилась, и на два пальца от корней волосы были белыми, а дальше рыжими. Некрасиво. – Чтобы ты не соглашалась! Тебя милиция обязана привезти.
В палате пахло дымом. Морг все горел. Снаружи были слышны голоса. Все старухи глядели в окна и обсуждали.
– А ну-ка дай мне палку! – Баба Элла забыла о внучке.
Крепко держа в толстой руке палку, она оперлась пятками о пол.
Верка подвинула ей шлепанцы.
Баба заковыляла к окну. Довольно шустро.
«Забыла обо мне, ну и хорошо».
Верка пошла к дверям. Баба Элла неожиданно обернулась:
– Ты еще здесь? Без Елены Борисовны в машину не садись. Не хватало мне еще внучки изнасилованной. А то утром рисовой кашей кормили, это при моих-то запорах!
Верка между этими сообщениями связи не увидела.
Елена была в ординаторской.
– Выходи к воротам, – сказала она Верке. – Через пять минут мы там будем.
По коридору шел милиционер. При виде Верки он притормозил и наморщил лоб – вспоминал, откуда ему знакома эта худая девочка в белом халате с подвернутыми рукавами.
Верка прошла близко, опустив глаза, как послушница в монастыре.
– Эй! – крикнул ей в спину милиционер.
Но Верка про него все правильно угадала: он был в первую очередь ленивым человеком.
Гоняться за ней по коридорам и больничному двору он не стал бы.
Тем более что внизу стоял дым коромыслом. В прямом и переносном смысле.
Елена, которая вскоре догнала Верку, сказала:
– Кто-то по глупости решил эвакуировать больницу. Надеюсь, обойдется.
Два санитара тащили на веревке корову, пожарные поливали морг, откуда валили клубы черного дыма, ходячие больные стояли в очередь к пожарнику, который переписывал их фамилии в книгу, две санитарки брели, как негритянские женщины, неся на головах высокие стопки свежего белья...
Розовый Ванечка сидел в своей машине. Машина была аккуратненькой, как все у Ванечки. Даже грязь к ней не приставала.