— А что я, — я бывший раб, бывший лекарь, и бывший потомок бога, который владел Верхним миром перед тем, как появился бог в Нижнем мире, а наш исчез.
— Я знала, — вскрикнула Кирка! — Ты мне постоянно кого- то напоминал! Скажи, он мог обращаться в ночную охотничью птицу?
— Да, — кивнул проводник, — в Бугурлина.
— Филин, — эхом проронил, вспоминая птицу над сельвой.
— Поздравляю, — улыбнулась Кирка.
— С чем? — я и сам удивился.
— С вступлением в клуб бывших!
— Военные, как и боги, бывшими не бывают, — изрек и хрустнул кулаками.
— У нас планов, как у бога, только он один, а нас команда, так что добро пожаловать в команду! — чем не тост?
И мы выпили, и потом еще выпили, а потом, потом я оказался на одной из четырех кроватей в нашем номере и сквозь сон услышал предложение помять пяточки.
— Я щекотки боюсь, — пробубнил, проваливаясь в богатырский сон, укатанного хмельным пивом организма.
Нам повезло, потому что до начала учебного года оставалось всего десять дней.
В городе, стоящем на другом краю внутреннего моря, принятом нами за озеро, было шумно. Именно сюда стекались ученики, прежде чем отправится в закрытую Высшую школу, расположенную в нескольких километрах вглубь суши.
Клетка, в которой им предстоит безвылазно отучиться семестр, запирала их от внешнего мира, компенсируя строгими нравами уникальную возможность выбиться в цвет нации.
— Я посчитал, что этот рассадник гордыни не для меня, — рассказывал Сома, когда мы спешили в трактир, в котором часто засиживался преподавательский состав школы, если не бдил и не учил.
Высшая школа — полу казарма. Но это и лучшие преподаватели, и высококачественные знания. Если бы я в свое время поступил именно сюда, то служил бы личным лекарем в столице у знати. А не в общественной больнице. Хотя с какой стороны посмотреть на это все, тогда бы я не встретил Вас.
А я услышал в его Вас, тебя, адресованное Кирке. Но она либо не прислушивалась, либо сделала вид что не поняла.
Было интересно наблюдать за их танцами. Шаг вперед, два назад.
— Чаще всего, — продолжал он свой рассказ, — в таких тавернах можно узнать последние сплетни и не афишируя заинтересованности выяснить не закрытые вакансии в преподавательском составе и персонале.
— Очень хороший выход в нашей ситуации, — кивнула Кирка. — Мой внук еще тот засранец, и то в люди вывела.
— Получается, что и преподаватели в клетке закрыты? — задал я свой вопрос.
— Только один выходной в десять дней. Тогда можно выбраться сюда и сбросить пар.
— Жидковато, — кабала под лозунгом «пни ежика, сделай птицу» была благородной, но все же менталитет населяющих этот мир людей значительно отличался оттого, в котором пришлось вариться нам.
— Ну тебе то, — начала Кирка, когда таверна показалась в конце улицы, — переживать нечего. Пристроим тебя на факультативы — Великий Хар. Владение мечом. — или что-то похожее.
— А не осерчают Нижние? У них тут странные порядки, я так понял, что пороховое оружие не в ходу?
— Какое? — Переспросил Сома.
— Вот видишь, — подмигнул Кирке. Вдруг решат, что Верхние готовят воинов.
— Не решат, — замахал на нас руками проводник. — Обычно в такие учебные заведения приглашают мастеров. Как правило ректорат решает, что будут изучать студенты — стрельбу из лука, фехтование, бой на палицах или сражение на мечах. И все будет зависеть от того, кого именно им удалось уговорить. Харов мало, и они редко соглашаются сидеть полгода взаперти с кучей молодежи с шалящими гормонами.
— Вот видишь Амир, если они никого не уговорили — у тебя самый жирный вариант.
— Да, согласился Сома, — двух лекарей они точно не наймут.
— Ой, да ладно, махнула Кирка ему рукой, — вот веришь, на эту должность я не претендую. У тебя хоть есть кому подтвердить, что ты обученный, подкованный со всех сторон, — хохотнула беззлобно. А я бы и на библиотекаршу согласилась, — и с такой надеждой заулыбалась, что лично мне сразу же захотелось ей эту должность на блюдечке вручить.
— Ты для этого припудрила носик содержимым с кисета? — рассекретил ее манипуляции.
— Да ладно, я совсем чуть-чуть, нужно же слабой женщине дополнительный козырь в рукаве.
— Не прибедняйся, душевная ты наша, слабый у нас Сома, а ты, — я еще раз окинул ее с ног до головы, женщина в полном соку, ткни пальцем сок брызнет, и так глаза заляпает, что слепым можешь на всю жизнь остаться.
Она фыркнула и зарделась, как малолетка. Вот не пойму ее никак, будто с Кирки, которую я знал, металлической теркой сняли всю эту эфемерную божественность, откатили до состояния заводских установок, и теперь она и глазками стреляет, и румянцем розовеет, и влюбляется, если мне не лгут глаза и чутье.