На другой день пришел отец и объявил, что у меня родился брат. Я уже тогда плохо о нем подумала: еще бы, мама орала как резаная, я сама слышала. На что было невинное дитя, но невозможно не понять, что так кричат только от сильной боли. А если это как-то связано с рождением брата… Значит, он сделал маме больно. Наверное тот случай и заложил во мне неприятие самой мысли о браке и деторождении.
Мать долго болела после родов, меня к ней не пускали. Затем привели и показали: она лежала на кровати среди подушек и держала на руках завернутое в кружева нечто противного красного цвета. Это нечто испускало мерзкие хнычущие звуки.
Познакомься, Далли, это твой братик Эгмонт.
Я стояла и молчала. Все во мне твердило: это конец всего хорошего в твоей жизни, дорогая. Не очень понимая почему, я тем не менее не сомневалась: рождение этого мальчишки для меня обернется неприятностями. Так оно и случилось.
Отцу я сразу стала неинтересна, еще бы, теперь у него появился наследник. Жизнь матери тоже завертелась вокруг моего мелкого братца. А у него оказался прескверный нрав: этот красный червячок либо орал, либо хныкал, требуя к себе постоянного внимания. Потом он подрос, стал сначала сидеть, затем ходить, наконец превратился в довольно шустрого мальчишку, но повадок своих не сменил. Если еще сказать, что он был очень похож на нашу маму, то понятно, почему все на него переключились, совершенно забыв обо мне.
Весь замок плясал вокруг этого мелкого поганца. На меня никто не обращал внимания. В общем, я его особо и не требовала: росла спокойным, разумным ребенком. Няня привила мне склонность к опрятности и порядку, так что хлопот я никому не доставляла.
Зато мой братец умудрялся мотать нервы всему замку. Орал, чуть что не так, швырялся едой, если она приходилась ему не по вкусу, бил своих нянюшек ногами, брыкался и кусался, когда его пытались одеть и причесать, никого, кроме отца, не слушал, и вообще, по словам моей старой воспитательницы, был исчадием демонов. При этом наша матушка с кротостью терпела все его капризы и наказывала тех слуг, которые пытались на него жаловаться.
Почему, для меня до сих пор загадка. Может потому, что Эгги пошел в родню моей матери. Он, в отличие от меня, был белокур, кудряв и тонок в кости. На мир взирал огромными ярко-синими глазами, опушенными длинными темными ресницами. Вообще темным в его облике были только они, да еще брови.
В детстве Эг походил на хитрого пухленького младенца, какими принято украшать плафоны во дворцах, с возрастом он перестал быть пухленьким и миленьким, но он оставался красивым, изящным блондином, истинным сыном нашей матери.
Вот только милашкой он был лишь с виду. Такого мерзкого демонёнка мир еще не знал. Весь замок стонал от его проделок и только мамочка верила, что ее Эгги — чистое воплощение благословения богов. Скоро все узнали, что жаловаться на него опасно для здоровья. Он всегда отоврётся, а ты останешься виноват.
Сколько себя помню, я мечтала его как следует отлупить, но даже в раннем детстве сознавала, что мать мне этого никогда не простит. Так что Эгги с каждым годом все больше распоясывался и его проказы становились все злее и изощреннее. К счастью, мне в большинстве случаев удавалось ускользать и не становиться их мишенью. Обычно я скрывалась там, куда Эг по доброй воле ни за что бы не сунулся: в библиотеке.
В шесть лет наш придворный маг научил меня читать и открыл волшебный мир знаний. Сделал он это, как я сейчас понимаю, из эгоистических побуждений: я вечно к нему приставала с просьбами мне почитать. Больше не к кому было: моя няня была неграмотна, а маг — самый свободный человек в замке, особенно в зимнее время. Чтобы я отвязалась, он показал мне буквы и ход в библиотеку. Мне это место поначалу понравилось своей безопасностью: туда мой брат не заглядывал никогда.
После этого в моей жизни наступила довольно приятная полоса. Мною никто не интересовался, но это меня не слишком печалило, ведь у меня были книги. А родители…
По большому счету мне не на что жаловаться: меня не били, не обижали, просто перестали замечать. А я терпела и верила, что когда-нибудь это кончится, меня заметят и оценят. А пока… Кормят, поят, одевают, обувают — и хорошо. Я надеялась, что, начитавшись книжек, стану такая умная, что они смогут мною гордиться, и поймут, что я гораздо лучше моего брата.
Для этого надо прочитать как можно больше и выучиться всему, чему возможно.
Но план не удался: никто не оценил книжные знания, зато моё образование неожиданно приобрело новые краски.
Через некоторое время моя мать вспомнила обо мне, решив, что дочь должна научиться быть настоящей леди. Ко мне приставили гувернантку, а берейтор моего отца взялся учить меня верховой езде. Было мне восемь лет.
К тому времени я прочла в нашей библиотеке всё, что смогла понять. Непонятного было много, я его откладывала на будущее. Несмотря на то, что была еще маленькая, сообразила: мне не хватает опыта и бесед с умными людьми, которым можно было бы задавать вопросы. От гувернантки в этом смысле было мало толка: она знала только этикет и слегка музицировала. Приставать к родителям я боялась. Хотелось назначить на эту роль нашего мага, но он от меня шарахался. Не так-то просто отвечать на бесконечные «почему?», «отчего?», «зачем?» и «как?». Сейчас я его понимаю, а тогда обижалась.
Как ни странно, расширила мой кругозор верховая езда. Жюстен не только гонял меня по кругу на корде, мы с ним выезжали на прогулки по окрестностям. Я впервые увидела жизнь вне замка, она очень отличалась от того, к чему я привыкла. Жюстен не отказывался отвечать на мои вопросы, наоборот, он оказался любителем поболтать, чего был практически лишен на конюшне. Найдя в маленькой девочке благодарную слушательницу, он охотно рассказывал все, что знал. Как ни странно, его бесхитростные истории открыли мне глаза на происходящее вокруг и написанное в книгах, хотя смысл многих из них я поняла только когда выросла.
Кстати, в тот же год начали учить верховой езде и моего брата, несмотря на то, что ему было всего четыре. Для него наняли отдельного учителя, а еще выделили собственного грума и купили пони. Я же довольствовалась лошадкой из конюшен замка, Жюстен подобрал мне самую маленькую и смирную буланую кобылку, которую так и звали Буланка, сокращённо Булка. Очень скоро наши уроки верховой езды стали ежедневными и заменили собой прогулки пешком.
Наверное, мы потому так часто выезжали за пределы замка, что берейтор Эгмонта ежедневно занимал двор для своих занятий и мне там места не находилось. Гувернантка тоже радовалась, что пару-тройку часов может выкроить для себя, пока мы с Жюстеном носимся по лесам и полям.
Если бы можно было так проводить целые дни, я, наверное, была бы счастлива. Но приходилось возвращаться домой, а там меня ждала нудная гувернантка, которая все время приставала с правилами этикета и вышиванием, мешая читать книги.
Однажды она застукала меня с трактатом по зоологии в руках и устроила дикий скандал: юным девицам непристойно ТАКИМ интересоваться. До сих пор не пойму, что неприличного было в этой целиком научной книге.
К делу была привлечена моя матушка и она заняла сторону чужой, глупой девицы. Отныне мне запрещалось самостоятельно брать книги в библиотеке. Для меня это был страшный удар.
Но читать все равно хотелось, так что я стала таскать книжки тайком и читать под одеялом. Для этого пришлось украсть у нашего мага один из его светящихся шариков и научиться его заряжать. По-моему, он заметил, но шум не поднял, покрыл мое недостойное поведение. Вообще он был неплохой старичок, и я очень жалела, когда он нас покинул.
Произошло это уже после смерти моей матушки.
Она умерла, когда мне было тринадцать, а брату девять. Пожалуй, это самая таинственная история в моей жизни: я до сих пор не знаю, была ли смерть моей матери естественной, и, боюсь, уже никогда не узнаю.