-- Нет, не безпокойся, пожалуйста...-- остановила его жена.-- Меня проводит Бржозовский, а ты останься с детьми.
Последния слова сказаны были таким тоном, что всякия возражения становились излишними. В свои тридцать пять лет Елизавета Петровна была тем, что называют belle femme. Высокаго роста, с прекрасно сохранившейся фигурой, со свежим лицом и моложавыми движениями, она годилась Зиночке в старшия сестры. В манере себя держать у нея сохранились институтския привычки: Елизавета Петровна закатывала глаза, улыбалась заученной улыбкой, всегда сидела и ходила "стрелочкой", прижав локти к талии, и при случае говорила удивительныя "наивности". Характер у нея был тоже какой-то институтски-взбалмошный, и спорить с ней не приходилось. Так было и теперь: она оделась и пошла одна. Бржозовский уже ждал ее в коридоре, франтовски накинув свою шинель на плечи.
-- Вот это мило...-- вслух думала Зиночка, когда ни Бржозовский ни Татауров не показались в их ложу.
Вместо них пришел рыжий Рей. Он молча сунул всем свою холодную руку, молча сел в угол и в течение всего антракта не проронил ни одного слова, кроме шипевшаго "yes".
-- Я ждала Бржозовскаго или Татаурова, а вдруг входите вы...-- дразнила его Зиночка, стараясь вывести из себя.
Ромодин вышел из ложи, m-lle Бюш начала "делать глаза" расшалившейся Зиночке, а та на зло отвечала ей по-французски:
-- Что же мне делать, если этот болван всегда молчит...
-- Неприлично говорить на языке, котораго другие не могут понимать,-- по-русски отвечала m-lle Бюш.
-- Хотите, я скажу то же и по-русски!..-- ответила Зиночка.
-- L'enfant terrible...-- простонала m-lle Бюш и даже закрыла глаза от ужаса.
Милочка поняла наполовину содержание происходившаго разговора и смеялась, по-детски глядя прямо в глаза Рею.-- "Пусть его молчит, чорт с ним..." -- решила про себя Зиночка, отвернулась и опять стала смотреть в партер и на ряды лож. Вон Сенечка Татауров торчит в ложе у Грибушиных. Как это мило: все три девицы одеты в одинаковыя платья и даже одинаково причесаны. "Настоящия три грации, оцененныя в сложности в полтораста тысяч",-- сказал про них Бржозовский, который надо всем смеется. Зиночка навела бинокль и наблюдала, как Сенечка говорил что-то смешное младшей грации и как та хихикала, закрывая лицо вышитым батистовым платочком. "Настоящия куклы..." -- подумала Зиночка, выпрямляясь. В антрактах ее, Зиночку, разсматривали в бинокли изо всех лож, и это лестило ея самолюбию. Она принимала равнодушный вид и с деланой улыбкой начинала разговаривать с m-lle Бюш или Милочкой.
-- А папа вон где...-- указывала Милочка на литерную ложу бенуара.
-- Разве можно пальцами указывать?-- останавливала ее гувернантка.
Наскучив играть роль благовоспитанной барышни, Зиночка опять начала разсматривать публику в бинокль. Ее сердило, что в их ложе не было никого из кавалеров. Тот же Сенечка забрался к Грибушиным и болтает там целый антракт. Нужно будет его проучить хорошенько... А папа что-то очень долго остается в ложе Черняковых и о чем-то спорит со старшим братом. Папа не любит этих Черняковых, хотя у него и есть какия-то дела с ними по приискам. Старший Черняков -- совсем лысый, а у младшаго голова квадратная и борода точно из пакли. В городе их недаром зовут братьями-разбойниками.
Ромодин так и не вернулся в ложу, что заметно встревожило m-lle Бюш. Оставаясь одна с детьми, она всегда принимала такой смешной воинственный вид, точно ее кто-то хотел укусить. По выступавшим на лице ея пятнам Зиночка видела, что m-lle Бюш волнуется, и это ее забавляло. Еще не успел упасть занавес, как гувернантка принялась торопить Зиночку одеваться. К довершению несчастья, Милочка заснула в уголке ложи и долго не могла понять, где она, когда ее разбудили.
-- Это наказание...-- шептала гувернантка, закутывая Милочку в свой пуховый платок.
На театральном подезде, когда жандарм выкрикивал лошадей Ромодина, к Зиночке подошел Сенечка Татауров. От него пахло водкой, и он улыбался, как идиот.
-- Здравствуйте, барышня!..-- фамильярно здоровался он.
Этого только недоставало... M-lle Бюш с ужасом посмотрела на круглое красное лицо Сенечки и даже прикрыла Милочку полой своей ротонды, как птица крылом. Ее выручил кучер Потап, лихо подкативший к подезду. Пара застоявшихся дышловых лошадей так и шарахнулась к каменным ступенькам.
II.
Лошади у Ромодиных были одне из лучших во всем Косогорье, особенно дышловая серая пара. Кучер Потап хоть и "не вышел" настоящей кучерской бородой, но правил отлично, когда не был пьян. Четырехместная зимняя коляска летела стрелой, минуя главную Соборную улицу -- дом Ромодиных стоял на окраине, у самаго выезда, где двумя кирпичными неуклюжими столбами открывался московский тракт. Милочка дорогой опять заснула, уткнувшись головой в тибетский мех гувернанткиной ротонды; Зиночка распахнула свою соболью шубку и жадно вдыхала морозный зимний воздух -- она так любила быструю езду, когда ветром и снежной пылью бьет в лицо. Встревоженная m-lle Бюш не замечала распахнутой шубки, и Зиночке опять сделалось весело.